Паша Саровская. Новые архивные материалы к житию блаженной Параскевы Дивеевской. Предсказание паши саровской Дивеево паша саровская

ПАША САРОВСКАЯ

Блаженная Прасковья (Параскева) Ивановна Дивеевская

В миру – Ирина Ивановна

(род. в 1795 г. – ум. в 1915 г.)

Блаженная, схимонахиня Серафимо-Дивеевского монастыря. Среди множества ее предсказаний – скорое рождение долгожданного наследника Николая II, гибель царской России и царской династии, разгром Церкви и море крови.

Священник Петр Поляков пишет: «Юродство – великое дело! Его надо понять. А понять его без Божией помощи, без озарения свыше невозможно. В миру его мало понимают, и это оттого, что мало над такими вещами задумываются, мало молятся. Погрузились в суету сует, в гордость да в плотоугождение, и отолстели чувства их: слушают и не слышат, смотрят и не видят». Трудно не согласиться с ним, но еще труднее понять, как человек, отказавшись пусть от малых, но все-таки мирских благ, взваливает на себя непомерно тяжкий подвиг юродивого ради Христа. Хотя, вероятно, это только мы чувствуем тяжесть их ноши, для самих же юродивых это жизнь с верой и по вере.

В 2004 году на торжествах, посвященных 250-летию со дня рождения преподобного Серафима Саровского, в Серафимо-Дивеевском монастыре состоялось прославление в лике святых блаженной Паши Саровской и других дивеевских блаженных, которые подвизались в этом монастыре в XIX–XX веках, – Пелагии и Марии.

Блаженная Паша Саровская (в миру – Ирина) родилась в 1795 году в селе Никольском Спасского уезда Тамбовской губернии. Родители ее, Иван и Дарья, были крепостными крестьянами господ Булыгиных. Когда Ирине исполнилось семнадцать лет, господа выдали ее замуж за крестьянина Федора. Безропотно покорясь родительской и барской воле, она стала примерной женой и хозяйкой. В семье мужа ее полюбили за скромность, кроткий нрав, за трудолюбие, за то, что жила с молитвой. Молодая женщина избегала гостей и общества, не принимала участия в деревенских играх и посиделках. Так прожила она с мужем пятнадцать лет, но Бог не послал им детей. Чем уж не угодила супружеская пара хозяевам – неизвестно, но только помещики Булыгины продали их соседям – немцам Шмидтам в село Суркот. Через пять лет после переселения Федор заболел чахоткой и умер. Впоследствии, когда блаженную спрашивали, какой у нее был муж, она отвечала: «Да такой же глупенький, как и я».

Новые хозяева пытались выдать Ирину замуж вторично, но, услышав слова: «Хоть убейте меня, замуж больше не пойду», – решили оставить трудолюбивую вдову в своем доме. Через полтора года стряслась беда – в господском доме обнаружилась пропажа двух холстов. Прислуга оклеветала Ирину. Приехал становой пристав с солдатами, и помещики решили примерно наказать женщину. Солдаты жестоко истязали ее. Но она продолжала говорить, что холстов не брала. Тогда Шмидты обратились к местной гадалке, которая сказала, что холсты действительно украла женщина по имени Ирина, но только не эта, и что лежат они в реке. Начали искать и действительно нашли их там, где указала гадалка. Конечно, никто не попросил прощения у безвинно наказанной Ирины, а она после перенесенного уже была не в силах жить у господ-нехристей.

Женщина пошла в Клев на богомолье. Киевские святыни, встреча со старцами совершенно изменили ее внутреннее состояние – она теперь знала, для чего и как жить. Помещик тем временем подал заявление о ее пропаже. Через полтора года полиция обнаружила беглянку в монастыре. За побег крепостной крестьянке долгое время пришлось томиться в остроге, прежде чем ее по этапу отправили к господам. Путешествие было мучительным и долгим, ей пришлось испытать и голод, и холод, и жестокое обращение конвойных солдат, и грубость арестантов-мужчин. Наконец Ирину вернули хозяевам. Шмидты «простили» ее за побег и поставили огородницей. Проработав два года огородницей у Шмидтов, Ирина опять решилась на побег. Следует отметить, что во время второго побега Ирина тайно приняла постриг с именем Параскевы, получив благословение старцев на юродство Христа ради.

Помещики снова подали в розыск, и спустя год ее опять нашли в Клеве и, арестовав, препроводили по этапу к Шмидтам, которые, желая показать над ней свою власть, не приняли ее и с гневом выгнали на улицу – раздетую и без куска хлеба. Пять лет Ирина, полураздетая, голодная, бродила по селу, но теперь, приняв постриг, Параскева не печалилась – она знала свой путь. И то, что помещики выгнали ее, было лишь знаком, что пришла пора исполнить благословение старцев. Пять лет она бродила по окрестным селам и была посмешищем не только для детей, но и для всех крестьян, перенося голод, холод и зной. А затем ушла в саровские леса, жила там в пещере, которую сама и вырыла. По свидетельству монашествующих, сам преподобный Серафим Саровский еще при жизни благословил Прасковью Ивановну на скитальческую жизнь в лесах. Там она пребывала в посте и молитве около тридцати лет. Говорят, что у нее было несколько пещер в разных местах непроходимого леса. Ходила она иногда в Саров и в Дивеево, но чаще ее видели на саровской мельнице, где она зарабатывала себе на пропитание.

Когда-то у Паши, как она стала себя называть, была удивительно приятная внешность, но за время долгого подвижничества и постничества в саровском лесу она стала похожа на Марию Египетскую (только одежду носила мужскую, потому что так ей было удобнее). Архимандрит Серафим (Чичагов), автор «Летописи Серафимо-Дивеевского монастыря», рассказывал: «Во время своего житья в саровском лесу, долгого подвижничества и постничества она имела вид Марии Египетской. Худая, высокая, совсем сожженная солнцем и поэтому черная и страшная, она носила в то время короткие волосы, так как ранее все поражались ее длинным до земли волосам, придававшим ей красоту, которая мешала ей в лесу и не соответствовала тайному постригу. Босая, в мужской монашеской рубашке-свитке, расстегнутой на груди, с обнаженными руками, с серьезным выражением лица, она приходила в монастырь и наводила страх на всех, не знающих ее». Архимандрит, прекрасно изучив эту замечательную женщину, сказал о ней: «От доброго взгляда ее каждый человек приходит в невыразимый восторг. Детские, добрые, светлые, глубокие и ясные глаза ее поражают настолько, что исчезает всякое сомнение в ее чистоте, праведности и высоком подвиге. Они свидетельствуют, что все странности ее – иносказательный разговор, строгие выговоры и выходки – лишь наружная оболочка, преднамеренно скрывающая величайшее смирение, кротость, любовь и сострадание. Облекаясь иногда в сарафаны, она, как будто превратившись в незлобное дитя, любит яркие красные цвета и иногда одевает на себя несколько сарафанов сразу, как, например, когда встречает почетных гостей или в предзнаменование радости и веселия для входящего к ней лица».

Жизнь отшельницы была сопряжена с большими опасностями. Не столько соседство с дикими зверями в лесу осложняло жизнь Ирины, сколько встреча с «недобрыми людьми». Однажды, это случилось за четыре года до ее переселения в Дивеевскую обитель, на нее так же, как некогда на Серафима Саровского, напали разбойники и потребовали денег, которых у нее не было. Окрестные крестьяне и паломники, приходившие в Саров, глубоко чтили Прасковью как подвижницу, приносили ей еду, оставляли деньги, но она раздавала все неимущим. Грабители избили ее до полусмерти и оставили лежать в луже крови с проломленной головой. Целый год она была между жизнью и смертью и так никогда и не поправилась полностью. Боль в голове и опухоль под ложечкой мучили ее постоянно, но она на это почти не обращала внимания, лишь изредка говорила: «Ах, маменька, как у меня тут болит! Что ни делай, маменька, а под ложечкой не пройдет!»

До своего переселения из леса в Дивеево Прасковья Ивановна часто заходила к настоятельнице женского монастыря дивеевской блаженной Пелагии (Серебренниковой) и садилась возле нее, словно в ожидании. И каждый раз матушка на немой вопрос Паши отвечала: «Да! Вот тебе-то хорошо, нет заботы, как у меня: вон детей-то [монахинь] сколько!» Низко кланялась ей странница и уходила в лес. Год от году она все чаще приходила в монастырь, и всегда у нее за пазухой покоилась самодельная кукла (потом этих кукол стало много), с которой она нянчилась, как с малым ребенком. В последний год жизни настоятельницы Паша неотлучно была с ней в обители. Однажды поздней осенью 1884 года, идя мимо ограды кладбищенской Преображенской церкви, старица ударила палкой о столб ограды и сказала: «Вот как этот столб-то повалю, так и пойдут умирать – только поспевай могилы копать!» Слова эти вскоре сбылись – умерла блаженная Пелагия Ивановна, за ней монастырский священник и столько монахинь, что сорокоусты не прекращались целый год, и случалось, что отпевали двух сразу.

Паша осталась в обители до конца своих дней. Несколько раз ей предлагали поселиться в келье почившей.

– Нет, нельзя, – отвечала Прасковья Ивановна, – вот маменька-то не велит, – показывала она на портрет Пелагии Ивановны.

Прасковья поселилась сначала у клиросных, а затем в отдельной келье у ворот, где прожила до самой смерти. В келье была поставлена кровать с громадными подушками, которую она редко занимала, на ней покоились многочисленные куклы. Первое время по переселении в Дивеево она странствовала от монастыря на дальние послушания или в Саров, по прежним своим излюбленным местам. В эти путешествия она брала с собой простую палочку, которую называла тросточкой, узелок с вещами или серп на плечо и несколько кукол за пазухой. Тросточкой она иногда пугала пристающих к ней и виновных в каких-нибудь проступках.

К каждому слову старицы внимательно прислушивались, пытались истолковать любой жест. И на это были причины. Так, однажды Паша ни с того ни с сего замахнулась палкой на одного приезжего архиерея и разорвала ему одежду. Тот от страха спрятался в келью матери Серафимы. Когда блаженная воевала, то была такая грозная, что всех приводила в трепет. А потом оказалось, что это Прасковья Ивановна просто предупреждала его, что на обратной дороге на архиерея нападут и изобьют.

И таких случаев было множество. Например, как-то приехал к блаженной иеромонах Илиодор (Сергей Труфанов) из Царицына. Он пришел с крестным ходом, было много народа. Прасковья Ивановна его приняла, посадила, потом сняла с него клобук, крест и знаки отличия – все это положила в свой сундучок и заперла, а ключ повесила к поясу. Потом велела принести ящик, туда положила лук, полила и сказала: «Лук, расти высокий…» – а сама легла спать. Он сидел, как развенчанный. Ему надо всенощную начинать, а он встать не может. Хорошо еще, что она ключи к поясу привязала, а спала на другом боку, так что ключи отвязали, достали все и ему отдали. А по прошествии нескольких лет он снял с себя священнический сан и отказался от иноческих обетов. И таких непонятных на первый взгляд предсказаний было множество. То словами: «Экая ты, девка, глупая! Ну, можно ли! Ведь ты не знаешь, сколько младенцев превыше нас! – отговаривает Паша девушку от богоугодного дела принять постриг. Та не понимает, почему ей не дают благословения, а через несколько месяцев у нее умирает сноха, и на ее руках остается девочка, круглая сирота. Другой раз зашла Прасковья Ивановна к священнику села Аламасова, подошла к псаломщику и говорит: «Господин! Прошу тебя, возьми хорошую кормилицу или няньку какую». И что же? Вскоре совершенно здоровая жена псаломщика заболела и умерла, оставив младенца.

А если блаженная не благословляла какого-то дела, то и не стоило за него браться. Так, при постройке нового собора в Дивееве игуменья Александра решила не спрашивать благословения Прасковьи Ивановны и даже провела торжественное молебствие на месте закладки. Прасковье Ивановне рассказала об этом послушница Дуня. «Собор-то собор, – отвечала блаженная, – а я усмотрела: черемуха по углам выросла, как бы не завалили собор-то». Так и остался собор недостроенным.

Приходили к Прасковье Ивановне и люди неверующие, чтобы поглумиться и поразвлечься. Однажды явились двое молодых людей и ну потешаться над старицей. Та сжалась в комочек в уголке своей келейки – и ни слова. Пошутили они, посмеялись и ушли. Но только отошли на несколько сажен от кельи юродивой, как слышат, она кричит им из окна: «Скорей беги! Скорей беги! Беги с ведром, заливай свой дом! Дома не зальешь, а в тюрьму попадешь». Те, конечно, не обратили тогда внимания на ее крик. Но через неделю в монастырь пришло письмо от одного из тех молодых людей: «Мне Прасковья Ивановна напророчила: у нас сгорел дом, а я сижу в тюрьме, арестован по подозрению в участии в беспорядках рабочих на фабрике. Я был неверующий, а теперь поверил в Бога. Помолитесь обо мне и испросите прощения у Прасковьи Ивановны. Избавлюсь от напраслины и приеду к вам в монастырь уже с другою целью».

От живущих вместе с ней блаженная непременно требовала, чтобы они в полночь вставали молиться, а если кто не соглашался, то она так шумела и бранилась, что все вставали ее унимать и молиться. Но иногда Прасковья Ивановна гнала монахинь из дому со словами: «Вон отсюда, шельмы, здесь касса». (После закрытия монастыря в ее келье размещалась сберегательная касса, и блаженная Паша это провидела.)

Все свободное от молитвы время блаженная занималась работой, вязала чулки или пряла пряжу. Это занятие сопровождалось непрестанной молитвой, и поэтому ее пряжа так ценилась в обители, из нее делались пояски и четки. Очень любила старица работать серпом. Она им жала траву и во время работы клала поклоны Христу и Богоматери. Если к ней приходили уважаемые люди, с которыми она не считала себя достойной сидеть в одной комнате, блаженная, распорядившись с угощением и поклонившись гостю в ноги, уходила жать травку, то есть молиться за этого человека. Нажатую траву она никогда не оставляла в поле или во дворе монастыря, собирала и относила на конный двор. В предзнаменование неприятностей она подавала приходящим лопух, колючие шишки…

Молилась она своими молитвами, но знала и некоторые канонические. Богородицу она называла «Маменькой за стеклышком». Иногда она останавливалась как вкопанная перед образом и молилась, иногда становилась на колени где стояла: в поле, в горнице, среди улицы – и усердно со слезами молилась. Бывало, входила в церковь и начинала тушить свечи, лампады у образов или не позволяла зажигать в келье лампады. Современники отмечали, что внешность Паши Саровской менялась от ее настроения: она была то чрезмерно строгой, сердитой и грозной, то ласковой и доброй.

Под окнами домика старицы целыми днями толпились богомольцы. Имя Прасковьи Ивановны было известно не только в народе, но и в высших кругах общества. Почти все из высокопоставленных лиц, посещая Дивеевский монастырь, считали своим долгом побывать у Прасковьи Ивановны. Блаженная чаще отвечала на мысли, чем на вопросы, и люди шли к ней за советом и утешением нескончаемой вереницей. Монахиня Серафима (Булгакова) вспоминает: «…Начал ездить к нам в Саров будущий митрополит Серафим, тогда еще блестящий гвардейский полковник Леонид Чичагов… Когда Чичагов приехал в первый раз, Прасковья Ивановна встретила его, посмотрела из-под рукава и говорит: “А рукава-то ведь поповские”. Тут же вскоре он принял священство. Прасковья Ивановна настойчиво говорила ему: “Подавай прошение государю, чтобы нам мощи [Серафима Саровского] открывали”. Чичагов стал собирать материалы, написал “Летопись…” и поднес ее государю. Когда государь ее прочитал, он возгорелся желанием открыть мощи»… Так была «исполнена воля Преподобного, переданная мне в категорической форме Пашей».

В 1903 году блаженную посетили августейшие особы – император Николай II с супругой Александрой Федоровной. В это время в царской семье было четыре дочери, но наследника не было. Ехали к преподобному Серафиму молиться о даровании мальчика. Протоиерей Стефан Ляшевский свидетельствует: «Во время прославления в Дивееве жила знаменитая на всю Россию Христа ради юродивая блаженная Паша Саровская. Государь был осведомлен не только о Дивееве, но и о Паше Саровской. Государь со всеми великими князьями и тремя митрополитами проследовали из Сарова в Дивеево. В экипаже они все подъехали к келье блаженной Паши. Матушка игуменья, конечно, знала об этом предполагавшемся визите и приказала вынести из кельи все стулья и постелить большой ковер. Их величества, все князья и митрополиты едва смогли войти в эту келью. Параскева Ивановна сидела, как почти всегда, на кровати, смотрела на государя, а потом сказала: “Пусть только царь с царицей останутся”. Государь, как бы извиняясь, посмотрел на всех и попросил оставить его и государыню одних, – видимо, предстоял какой-то очень серьезный разговор.

Все вышли и сели в свои экипажи, ожидая выхода их величеств. Матушка игуменья выходила из кельи последняя. И вдруг она слышит, как Параскева Ивановна, обращаясь к царствующим особам, сказала: «Садитесь». Государь оглянулся и, увидев, что негде сесть, смутился, а блаженная говорит им: “Садитесь на пол”. (Вспомним, что государь был арестован на станции Дно!) Великое смирение – государь и государыня опустились на ковер, иначе бы они не устояли, охваченные ужасом от того, что им говорила Параскева Ивановна.

Она им сказала все, что потом исполнилось, то есть предсказала гибель России, династии, разгром Церкви и море крови. Беседа продолжалась очень долго. Государыня была близка к обмороку, наконец она сказала: “Я вам не верю, этого не может быть!” Затем Параскева Ивановна взяла с кровати кусок красной материи и говорит: “Это твоему сынишке на штанишки, и когда он родится, тогда поверишь тому, о чем я говорила вам”». Прасковья Ивановна имела обычай все показывать на куклах, и тут она приготовила куклу-мальчика. Постелила ему платки мягко и высоко и уложила. «Тише-тише – он спит…»

Говорят, что после посещения Паши Саровской Николай II начал считать себя обреченным на крестные муки и позже не раз говорил: “Нет такой жертвы, которую я бы не принес, чтобы спасти Россию”». А келейница, единственная, кто присутствовал при беседе, рассказывала потом, что блаженная говорила царю: «Государь, сойди с престола сам». Когда Николай Александрович уходил, то сказал, что Прасковья Ивановна – истинная раба Божия. Все и везде принимали его как царя, она одна приняла его как простого человека.

Об этом же событии рассказывает в своих воспоминаниях игумен Серафим Путятин: «Великая подвижница-прозорливица, Саровская Прасковья Ивановна… предсказывала надвигающуюся на Россию грозу. Портреты царя, царицы и семьи она ставила в передний угол с иконами и молилась на них наравне с иконами, взывая: “Святые царственные мученики, молите Бога о нас”. В 1915 году, в августе, я приезжал с фронта в Москву, а затем в Саров и Дивеево, где сам лично в этом убедился. Помню, как я служил литургию в праздник Успения Божией Матери в Дивееве, а затем прямо из церкви зашел к старице Прасковье Ивановне, пробыв у нее больше часа, внимательно слушая ее грозные предсказания, хотя выражаемые притчами, но все мы с ее келейницей хорошо понимали и расшифровывали неясное. Многое она мне открыла, которое я тогда понимал не так, как нужно было, в совершающихся мировых событиях. Она мне еще тогда сказала, что войну затеяли наши враги с целью свергнуть царя и разорвать Россию на части. За кого сражались и на кого надеялись, те нам изменят и будут радоваться нашему горю, но радость их будет ненадолго, ибо и у самих будет то же горе».

Скончалась блаженная схимонахиня Параскева 22 сентября (5 октября) 1915 года в возрасте 120 лет. Перед смертью она все клала земные поклоны перед портретом царя. Сама она была уже не в силах, и ее поднимали и опускали.

– Что ты, мамашенька, так на государя молишься? – спрашивали у нее.

– Глупцы. Он выше всех царей будет, – отвечала схимонахиня.

Умирала блаженная Паша тяжело и долго. Перед смертью ее парализовало и она очень страдала. Некоторые удивлялись: она так предана Богу, а как тяжело умирает. Монахини же говорили, что этими предсмертными страданиями она выкупала из ада души своих духовных чад.

Похоронили Пашу Саровскую у алтаря Троицкого собора Дивеевского монастыря рядом с блаженной Пелагеей Ивановной.

День ее памяти – 22 сентября (5 октября). В народе до наших дней почитают эту блаженную и часто обращаются к ней с молитвами.

Из книги Тостуемый пьет до дна автора Данелия Георгий Николаевич

ПАША ЛЕБЕШЕВ Паша Лебешев не знал слов - «нельзя снимать». Он снимал при любом освещении. Даже при свете свечи. Натуру «Кин-дза-дзы» он снимал вообще без света.Паша для меня - оператор-загадка.Снимаем в пустыне. Паша сидит в автобусе, играет в шахматы. Перерыв кончился - он

Из книги Намык Кемаль автора Стамбулов В

Мидхат-паша Чтобы делать великие ошибки, надо быть великим человеком. НАМЫК КЕМАЛЬ В то время, как Намык Кемаль, томясь в заточении в Магозе, не падал духом и ни на минуту не покидал мысли о борьбе, над Турцией вновь сгущались черные тучи.Европейская опека, которой

Из книги Правофланговые Комсомола автора Автор неизвестен

Паша АНГЕЛИНА …Над селом разбушевалась гроза. Из края в край перекатываются, оглушительные раскаты грома, слепящие молнии рвут в клочья низко нависшие облака. На разные голоса воет, охает, стонет степь.Село будто вымерло. Наглухо закрыты ставни, погашены огни. Кто решится

Из книги Ты будешь жить [Сборник] автора Нагибин Юрий Маркович

Паша-лев РассказЭтот бледный рыжеволосый худенький мальчик с зелеными глазами и навощенной горбинкой носа, нервный, хрупкий грозной хрупкостью Мандельштама, грассирующий, словно в горле у него вибрирует горошина, удачно существует в собственном мире, где и проводит

Из книги О чём шепчут колосья автора Борин Константин Александрович

КЛАША И ПАША На учёбу я уехал поздней осенью, а вернулся накануне страды, когда Шкуринская обычно пустеет и в станице остаются глубокие старики да малые дети. Все трудоспособные колхозники переселяются на это время в полевые станы.Хотел отдохнуть с дороги, но потянуло в

Из книги Дарю, что помню автора Весник Евгений Яковлевич

Паша, Павел Луспекаев Отгремели пушки Великой Отечественной войны. Я расстался с фронтовыми друзьями, вернулся в театральное училище и загрустил без дорогих моей душе боевых товарищей. Трудно было сходиться с молодыми людьми, не нюхавшими пороха, не знавшими смертельной

Из книги Молодость века автора Равич Николай Александрович

ДЖЕМАЛЬ-ПАША В Кабуле находилась большая группа турецких офицеров под руководством Ахмеда Джемаль-паши, бывшего морского министра, командовавшего турецкой армией в Сирии и на Арабском Востоке во время первой мировой войны.Он был генерал-инспектором афганской армии и в

Из книги Нас время учило автора Разумовский Лев Самсонович

КЯЗИМ КАРАБЕКИР-ПАША Обстановка в восточных провинциях Турции тогда была довольно сложной. В Карсе существовали представительства Армянской, Грузинской и Азербайджанской советских республик, подчинявшиеся генеральному консульству. Но у каждой из этих республик были

Из книги Гениальные аферы автора Хворостухина Светлана Александровна

АНГОРА. МУСТАФА КЕМАЛЬ-ПАША Из Константинополя в Ангору мне пришлось ехать в довольно дрянном поезде, медленно ползшем мимо разрушенных во время войны деревень и редких железнодорожных станций. В купе сидели пожилые хмурые чиновники, ехавшие по вызову нового

Из книги Великолепный век. Все тайны знаменитого сериала автора Бенуа Софья

Паша …Большая комната сплошь заставлена железными койками. Спертый дух. Тяжелораненых накормили в один из завтраков кильками, и теперь всю палату отчаянно несет, нянечки не успевают с суднами. Вносят и выносят носилки. Стук костылей. Алюминиевые миски с кашей. Бинты,

Из книги Мерьем Узерли. Актрисы «Великолепного века» автора Бенуа Софья

История графа де Бонневаля (Ахмет-паша) Ахмет-паша известен как человек, который, будучи уже зрелым мужчиной, принял мусульманство, участвовал во многих военных походах и, кроме того, в предприятиях сомнительного свойства.Мало кто сейчас знает о том, что настоящим именем

Из книги Мицкевич автора Яструн Мечислав

Из книги Шеренга великих путешественников автора Миллер Ян

Ибрагим-паша – фаворит повелителя Великий паша, заполучивший пленницу, решил преподнести ее качестве подарка своему близкому другу – султану Сулейману. Если быть точными, и рассказывать обо всех подробностях таких сделок, что следует отметить, что подобные подарки не

Из книги Чекисты [Сборник] автора Дягилев Владимир

ПАША Три ссыльных поляка преодолели гигантское расстояние с севера на юг в санях за относительно краткий срок. «Почти трехнедельное путешествие, - писал Малевский, - не оставило после себя никаких приятных воспоминаний, но, впрочем, и неприятных тоже. Дело здесь

Из книги автора

Эмин-паша (1840–1892) Настоящее имя Эдуард Шнитцер; родился в городе Ополе в еврейской купеческой семьи. После смерти отца принял христианство и поступил в гимназию в Нысе. Изучал медицину во Вроцлаве, Берлине и Кенигсберге (ныне Калининград). Лингвистические способности и

Святая блаженная схимонахиня Параскева (Паша Саровская)

Блаженная Параскева Ивановна, в миру Ирина, родилась в конце XVIII столетия в селе Никольском Спасского уезда Тамбовской губернии. Родители ее, Иван и Дария, были крепостными крестьянами господ Булыгиных. Когда Ирине минуло семнадцать лет, господа выдали ее замуж за крестьянина Феодора. Безропотно покорясь родительской и барской воле, Ирина стала примерной женой и хозяйкой, и семья мужа полюбила ее за кроткий нрав и трудолюбие, за то, что она любила церковные службы, усердно молилась, избегала гостей и общества и не выходила на деревенские игры. Они прожили с мужем в согласии пятнадцать лет, но Господь не благословил их детьми.

По прошествии этого времени помещики Булыгины продали Феодора и Ирину помещикам-немцам Шмидтам в село Суркот. Через пять лет после переселения муж Ирины заболел чахоткой и умер. Впоследствии, когда блаженную спрашивали, какой у нее был муж, она отвечала: «Да такой же глупенький, как и я».

После смерти мужа Шмидты взяли Ирину в кухарки и экономки. Несколько раз они хотели вторично выдать ее замуж, но Ирина решительно отказывалась: «Хоть убейте меня, а замуж больше не пойду!» Так ее и оставили.

Через полтора года стряслась беда: в господском доме обнаружилась пропажа двух кусков холста. Прислуга оклеветала Ирину, заявив, что их украла она. Когда приехал становой пристав с солдатами, помещики уговорили «наказать» Ирину. Солдаты по приказанию пристава жестоко истязали ее, пробили голову, порвали уши. Но Ирина и во время истязаний продолжала говорить, что не брала холстов. Тогда Шмидты призвали местную гадалку, которая сказала, что холсты украла женщина по имени Ирина, но только не эта, и лежат они в реке. Начали искать и действительно нашли их там, где указала гадалка.

После перенесенных пыток Ирина была не в силах жить у господ-нехристей и, уйдя от них, пошла в Киев на богомолье.

Киевские святыни, встреча со старцами совершенно изменили ее внутреннее состояние: теперь она знала, для чего и как жить. Она желала сейчас, чтобы в ее сердце жил только Бог - единственный любящий всех милосердный Христос, Раздаятель всяческих благ. Несправедливо наказанная, Ирина с особенной глубиной почувствовала неизреченную глубину страданий Христовых и Его милосердие.

Блаженная Параскева.
Фото нач. XX в.

Помещик тем временем подал заявление о ее самовольном уходе. Через полтора года полиция нашла Ирину в Киеве и отправила по этапу к господам. Путешествие было долгим и мучительным, ей сполна пришлось испытать и голод, и холод, и жестокое обращение конвойных солдат, и грубость арестантов-мужчин.

Шмидты, чувствуя свою вину перед Ириной, «простили» ее за побег и поставили огородницей. Более года прослужила им Ирина, но, соприкоснувшись со святынями и духовной жизнью, не смогла более оставаться в имении и снова бежала.

Помещики подали в розыск. Через год полиция опять нашла ее в Киеве и, арестовав, препроводила по этапу к Шмидтам, которые теперь не приняли ее и с гневом выгнали на улицу - раздетую и без куска хлеба.

Пришло время исполниться благословению духовных отцов Киевской Лавры. Господь призвал свою избранницу на путь юродства Христа ради. Несомненно, что в Киеве Ирина приняла тайный постриг в великую схиму с именем Параскевы и поэтому стала называть себя Пашей.

Пять лет она бродила по селу, как помешанная, и была посмешищем не только для детей, но и для всех крестьян. Круглый год Паша жила под открытым небом, перенося голод, холод и зной, а затем удалилась в саровские леса и жила в пещере, которую сама вырыла. В брошюре «Юродивая Паша Саровская, старица и подвижница Серафимо-Дивеевского женского монастыря», изданной в Москве в 1904 году, есть упоминание о свидетельствах монашествовавших в то время, что именно преподобный Серафим благословил Прасковью Ивановну на скитальческую жизнь в саровских лесах. Там она в посте и молитве прожила около 30 лет. Рассказывали, что у нее было несколько пещер в разных местах обширного непроходимого леса, где тогда было много хищных зверей. Ходила она временами в Саров и в Дивеево, но чаще ее видели на Саровской мельнице, куда она приходила работать.

За время жизни в саровском лесу, долгого сурового подвижничества и постничества она стала похожа на преподобную Марию Египетскую: худая, высокая, почерневшая от солнца. Босая, в мужской монашеской рубахе-свитке, расстегнутой на груди, с обнаженными руками, блаженная приходила в монастырь, наводя страх на всех, не знавших ее.

Когда она еще жила в саровском лесу, однажды мимо проезжали татары, только что обокравшие церковь. Блаженная вышла из леса и стала их ругать. За это они избили ее. По приезде в Саров один татарин сказал гостиннику:

Там старуха вышла, нас ругала. Мы ее избили.

Гостинник воскликнул:

Знать, это Прасковья Ивановна! - запряг лошадь и поехал за ней.

До переезда в Дивеевскую обитель блаженная Паша некоторое время жила в одной деревне. Видя ее подвижническую жизнь, люди стали обращаться к ней за советом, просили помолиться; тогда враг рода человеческого научил злых людей напасть на нее и ограбить. Параскеву избили, но никаких денег не нашли. Блаженную обнаружили лежащей в луже крови с проломленной головой. После этого случая она проболела около года, но совершенно поправиться не могла до конца жизни. Боль в проломленной голове и опухоль под ложечкой мучили ее постоянно, но она на это почти не обращала внимания и лишь изредка говорила: «Ах, маменька, как у меня тут болит! Что ни делай, маменька, а под ложечкой не пройдет!» Волосы у Паши заросли как попало, так что голова зудела и она все просила «поискать».

Прасковья Ивановна часто приходила к дивеевской блаженной Пелагии Ивановне. Однажды она вошла и молча села возле блаженной. Пелагия Ивановна долго смотрела на нее и наконец сказала: «Да! Вот тебе-то хорошо, нет заботы, как у меня: вон детей-то сколько!»

Паша встала, не сказав ни слова поклонилась ей и тихонько ушла из Дивеева.

Блаженная Паша Саровская за трапезой.
Фото нач. XX в.

Прошло несколько лет. Однажды Пелагия Ивановна спала, но вдруг вскочила, точно кто ее разбудил, бросилась к окну и, высунувшись наполовину, стала глядеть вдаль и кому-то грозить.

Около Казанской церкви открылась калитка, и в нее вошла Прасковья Ивановна и прямо направилась к Пелагии Ивановне, что-то бормоча про себя.

Подойдя ближе и заметив, что Пелагия Ивановна что-то говорит, она остановилась и спросила:

Что, матушка, или нейти?

Стало быть, рано еще? Не время?

Да, - подтвердила Пелагия Ивановна.

Прасковья Ивановна поклонилась ей низко и, не заходя в монастырь, ушла.

За шесть лет до смерти блаженной Пелагии Ивановны Паша вновь явилась в обитель, на этот раз с какой-то куклой, а потом и со многими куклами: нянчилась, ухаживала за ними, называла их детьми. Теперь она по нескольку недель, а затем и месяцев жила в монастыре. Последний год жизни блаженной Пелагии Ивановны Паша пробыла в обители неотлучно.

Поздней осенью 1884 года Паша шла мимо ограды кладбищенской Преображенской церкви и, ударив палкой о столб ограды, сказала: «Вот как этот столб-то повалю, так и пойдут умирать; только поспевай могилы копать!»

Слова эти вскоре сбылись: умерла блаженная Пелагия Ивановна и за ней столько монахинь, так что сорокоусты не прекращались целый год, и случалось, что отпевали сразу двух сестер.

Когда скончалась блаженная Пелагия Ивановна, в два часа ночи ударили в большой монастырский колокол, и клиросные, у которых жила в то время блаженная Паша, переполошились, повскакивали с постелей, боясь, не пожар ли. Паша встала вся сияющая и начала перед всеми иконами зажигать и ставить свечи.

Ну вот, - сказала она, - какой тут пожар? Вовсе нет, а просто это у вас снежок маленько растаял, а теперь темно будет!

Без сомнения, блаженная Пелагия Ивановна поставила на свое место Прасковью Ивановну с той же целью, с какой преподобный Серафим послал в Дивеево ее саму, - спасать души монашествующих от натисков врага рода человеческого, от искушений и страстей, ведомых блаженным по дару прозорливости. Если дивная раба Божия, блаженная Прасковья Семеновна Милюкова, называла Пелагию Ивановну «вторым Серафимом», то «третьим Серафимом» по духу и страданиям стала в Дивееве Прасковья Ивановна, которую все в обители почитали за «маменьку».

Несколько раз келейницы блаженной Пелагии Ивановны предлагали Паше поселиться в келии почившей.

Нет, нельзя; вот маменька-то не велит, - отвечала Прасковья Ивановна, показывая на портрет Пелагии Ивановны.

Что это я не вижу?

Да ты-то не видишь, а я-то вижу: не благословляет!

Блаженная Паша поселилась сначала у клиросных, а затем в отдельной келии у монастырских ворот.

Блаженная Прасковья Ивановна с котенком.
Фото нач. XX в.

В келии стояла кровать с громадными подушками, на ней располагались куклы. Кровать Прасковья Ивановна занимала редко, так как ночи напролет молилась пред большими образами в углах келии. Немного подремав под утро, с рассветом она начинала мыться, чиститься, прибираться или шла на прогулку. От живущих с ней Паша требовала, чтобы в полночь они непременно вставали молиться, а если кто не соглашался, она начинала так шуметь, «воевать» и браниться, что все поневоле вставали унимать ее и молились.

Первое время Прасковья Ивановна редко ходила в церковь, говоря, что у нее «своя обедня», но строго следила, чтобы сестры ежедневно ходили на службы. Когда собиралась в храм, накануне с особым старанием омывалась и приготовлялась к такой радости. В храме становилась у двери или на крыльце. Вела себя чинно, с благоговением и трепетом; иногда всю службу стояла на коленях. В последние десять с лишним лет некоторые правила блаженной переменились: она, например, не выходила из монастыря и даже от келии не отходила далеко, перестала посещать храм и приобщалась дома, да и то очень редко. Господь Сам открывал ей, каких правил и образа жизни держаться.

В полночь Прасковье Ивановне всегда подавали кипящий самовар. Пила она только тогда, когда самовар кипел, а иначе скажет: «Мертвый», - и не пьет. Впрочем, и тогда нальет чашку и как бы забудет, - вода остывала. После того, как Паша выпивала чашку (а когда и нет), она всю ночь ставила и тушила свечи и до утра по-своему молилась.

Когда ей заваривали чай, она норовила отнять пачку и высыпать ее всю. Высыпет, а пить не станет. Когда насыпали чай, она старалась подтолкнуть руку, чтобы просыпалось больше, а когда чай получался очень крепкий, говорила: «Веник, веник», - и весь этот чай выливала в полоскательную чашку, а затем выносила на улицу. Евдокия возьмется за один край, блаженная - за другой, повторяя: «Господи, помоги, Господи, помоги», - и так они эту чашку несут. А когда вынесут на крыльцо, блаженная выливала ее и говорила: «Благослови, Господи, на поля, на луга, на темные дубравы, на высокие горы».

Если принесет кто варенье, старались не давать блаженной в руки, иначе она сразу относила банку в уборную и переворачивала ее вверх донышком, приговаривая:

Ей-Богу, из нутра! Ей-Богу, из нутра!

Напившись чаю после обедни, блаженная садилась за работу: вязала чулки или пряла пряжу. Это занятие сопровождалось непрестанной Иисусовой молитвой, и потому ее пряжа очень ценилась в обители: из нее делали четки, пояски и холщовые подрясники для духовенства. «Вязанием чулок» она называла в иносказательном смысле упражнение в непрестанной Иисусовой молитве. Так, однажды к Паше подошел приезжий, намереваясь спросить, не переселиться ли ему поближе к Дивееву, и она сказала в ответ на его мысли: «Ну, что же, приезжай к нам в Саров, будем вместе грузди собирать и чулки вязать», - то есть класть земные поклоны и учиться Иисусовой молитве.

Привыкнув жить на природе, в лесу, блаженная летом и весной иногда удалялась в поля, рощи и там проводила в молитве и созерцании по нескольку дней. Первое время по переселении в Дивеево она ходила на дальние послушания или в Саров, на прежние свои излюбленные места. По дару прозорливости познавая духовные потребности сестер, живших на отдаленных от монастыря послушаниях, она стремилась туда - бороться с врагом, наставлять сестер и предостерегать их от соблазнов. Конечно, везде ее принимали с радостью, особым удовольствием и упрашивали пожить подольше. Жившие же с ней монахини имели к ней величайшую любовь, скучали и тосковали в дни ее отсутствия.

Блаженная Параскева у крыльца своей келии.
Фото нач. XX в.

Долгое время стремление постоянно переходить с места на место относилось к особенностям Паши. Когда мать-игумения предлагала ей поселиться в монастыре, она всегда отвечала:

Нет, никак нельзя мне, уж путь такой, я должна всегда переходить с места на место!

В путешествия она брала с собой простую палочку, которую называла «тросточкой», узелок с разными вещами или серп на плечо и несколько кукол за пазуху. Часто Паша, находясь в веселом настроении, по-детски хохотала, перебирая имущество, хранившееся в узелке. Чего там только не было: деревянные крестики, корки, горох, огурцы, травка, вязаные детские рукавички с деньгами в первом пальце, разные тряпочки.

Тросточкой блаженная иногда пугала пристающий к ней народ и виновных в каких-нибудь проступках.

А где моя тросточка! Ну-ка, я возьму ее! - говорила она, когда ее растревожат. Бывали случаи, когда она немилосердно била ею человека, если никакими словами нельзя было вразумить его.

Однажды к ней пришел странник и пожелал, чтобы его впустили в келию. Блаженная была занята, и келейница не решалась ее потревожить. Но странник настаивал:

Передайте ей, что я такой же, как она!

Удивилась келейница такому не смирению и пошла передать его слова блаженной. Прасковья Ивановна ничего не ответила, а взяла свою тросточку, вышла наружу и начала бить ею странника изо всех сил, восклицая:

Ах ты, душегубец, обманщик, вор, притворщик…

Странник ушел и уже не настаивал на встрече с блаженной.

Внутреннее состояние блаженной можно было понять по ее внешнему виду: она была то чрезмерно строгая, сердитая и грозная, то ласковая и добрая, то горько-горько грустная. От доброго ее взгляда хотелось броситься, обнять и расцеловать ее. По-детски добрые, глубокие и ясные голубые глаза Паши поражали настолько, что исчезало всякое сомнение в ее чистоте, праведности и высоком подвиге. Тому, кто испытывал взор блаженной на себе, становилось ясно, что все ее странности, иносказательный разговор, строгие выговоры и выходки были лишь наружной оболочкой, намеренно скрывавшей величайшее смирение, кротость, любовь и сострадание.

Паше нравилось носить сарафаны, и она, как дитя, любила яркие цвета, особенно оттенки красного. При встрече почетных гостей или в предзнаменование радости и веселья для посетителя блаженная иногда надевала несколько сарафанов сразу. На голове обычно носила старушечий чепец или крестьянский платок, летом ходила в одной рубахе. Под старость Прасковья Ивановна начала полнеть.

Блаженная усердно занималась своими куклами: кормила, мыла, укладывала на постель - сама же ложилась на край кровати. Она немало предсказывала приходящим к ней, используя куклы, показывая на них. Большим утешением для нее было, когда ей дарили куклу. Среди кукол она выделяла любимых и нелюбимых. У одной куклы она отмыла всю голову. Когда какой-либо сестре в монастыре приходило время умереть, Паша вынимала куклу, убирала ее и укладывала. Когда же блаженная начинала бушевать и колотить своих кукол, сестры знали: обитель ожидают скорби.

Вид Серафимо-Дивеевского монастыря с южной стороны.
Фото 1903 г.

Как-то раз приехали купчиха с замужней дочкой. Чтобы угодить Прасковье Ивановне, привезли ей из Москвы большую куклу, всю разодетую в шелка и бархат. Как только они вошли и поклонились, блаженная вскочила, забегала, схватила новую куклу да одним махом отодрала ей руку и сует дочке в рот. «На, ешь! Ешь!» - кричит. Та испугалась, стоит ни жива ни мертва, мать ее тоже трясется, а Прасковья Ивановна еще громче кричит: «Ешь! Ешь!» Гостей еле вывели. Оказалось, что неспроста так случилось. Потом мать каялась, что ее дочь погубила свое дитя еще в утробе, - и все это блаженной было открыто.

Большое духовное значение имел для блаженной серп. Она жала им траву и под видом этой работы клала поклоны Христу и Богоматери. Если к ней приходил кто из почетных людей, с кем она не считала себя достойной находиться вместе, блаженная, распорядившись угощением и поклонившись гостю в ноги, уходила жать травку, то есть молиться за этого человека. Нажатую траву она никогда не оставляла в поле или во дворе монастыря, но всегда собирала и относила на конный двор. В предзнаменование неприятностей Паша подавала приходящим лопух, колючие шишки…

Одним из любимых занятий, соединяемых ею с Иисусовой молитвой, было полоть и поливать огород. Когда Паша говорила: «Уж я полола, поливала, везде полола!» - это означало, что она сообщает о своих молитвах за того, о ком говорят.

Никто не полет, никто не поливает, все я одна работаю! - иногда жаловалась Прасковья Ивановна, объясняя, что не может одна за всех молиться.

Блаженная постоянно была занята работой и сильно ворчала на молодых, если они проводили время праздно:

Вы вот все пьете да едите, а нет того, чтобы пойти дело поделать!

Часто бранила за нечистоту, нечистоплотность.

Это что?! - кричит иногда монастырским сестрам. - Это что?! Надо взять тряпочку либо щеточку, да все вымыть, да вытереть.

Прасковья Ивановна любила иногда напечь булок и пирогов, которые непременно посылала в подарок матушке игуменье и другим.

Говоря о семейной жизни, блаженная часто уподобляла ее приготовлению кушаний:

А ты знаешь, как надо варить суп? Сперва очистить коренья, вскипятить воду, потом поставить на плиту, наблюдать за всем этим, по времени охлаждать, отставлять кастрюльку, а то подогревать, - и скороговоркой объясняла, как необходимо женатым людям соблюдать нравственную чистоту, охлаждать горячность характера и подогревать холодность и не спеша, с умом и сердцем устраивать свою жизнь.

Молилась Паша своими словами, но некоторые молитвы знала наизусть. Пресвятую Богородицу она называла «Маменькой за стеклышком». Когда упрекала людей за проступки, часто выражалась так: «Зачем обижаешь Маменьку!» - то есть Царицу Небесную. Иногда она стояла перед образом, как вкопанная, и усердно молилась; порой со слезами, став на колени, молилась, где придется: в поле, в горнице, на улице. Бывало, входила в церковь и начинала тушить свечи, лампады у образов, порой не позволяла зажигать лампады и в келии.

Мать Рафаила рассказывала, что когда она поступила в монастырь, ей дали послушание ночного сторожа. Издали ей хорошо была видна келия Прасковьи Ивановны. Каждую ночь в двенадцать часов в келии зажигались свечи и двигалась быстрая фигурка блаженной, которая то тушила, то зажигала их. Рафаиле очень хотелось посмотреть, как блаженная молится. Благословившись у дежурившей вместе с ней сестры походить по аллейке, она направилась к домику Прасковьи Ивановны. Занавески во всех его окнах были открыты. Подкравшись к первому окну, только она хотела забраться на карниз, чтобы заглянуть в келию, как быстрая рука задернула занавеску; она направилась к другому окну, к третьему; повторилось то же. Тогда она пошла кругом к тому окну, которое никогда не занавешивалось, но и там все повторилось. Так она ничего и не увидела.

Спустя некоторое время мать Рафаила пришла к блаженной. Она приняла ее и сказала:

Та стала молиться на коленях.

А теперь полежи.

В это время блаженная стала молиться. Что это была за молитва! Она вдруг вся преобразилась, подняла руки, и слезы рекой полились из ее глаз. Рафаиле показалось, что блаженная поднялась на воздух: она не видела на полу ее ног.

Испрашивая на каждый шаг и действие благословение у Господа, Паша иногда громко спрашивала и тут же отвечала себе: «Надо мне идти? Или погодить?.. Иди, иди скорей, глупенькая!» - и тогда шла. «Еще молиться? Или кончить? Николай Чудотворец, батюшка, хорошо ли прошу? Не хорошо, говоришь? Уйти мне? Уходи, уходи, скорей, маменька! Ушибла я пальчик, Маменька! Полечить, что ли? Не надо? Сам заживет!»

Блаженная действительно разговаривала с невидимым для нас миром. Любовь к Богу и святым проявляла своеобразно: угощала образа, клала к ним любимые вещи, украшала их цветами. Поднося гостинцы к Божией Матери, лепетала:

Матушка! Царица Небесная! Какой Младенец-то у Тебя - Батюшка! На, на, на, вот возьми, покушай, наш дорогой!

Бывало, когда ей подавали деньги, обращалась с вопросом к иконе преподобного Серафима:

Брать или не брать? Брать, говоришь? Ну ладно, возьму. Ах, Серафим, Серафим! Велик у Бога Серафим, всюду Серафим!

И только тогда брала деньги и клала под икону преподобного.

О себе Паша обычно говорила в третьем лице:

Иди, Прасковья! Нет, не ходи! Беги, Прасковья, беги!

В дни духовной борьбы с врагом рода человеческого она начинала говорить без умолку, но ничего нельзя было понять; ломала вещи, посуду, волновалась, кричала, бранилась. Однажды блаженная встала с утра расстроенная и встревоженная. После полудня к ней подошла приезжая госпожа, поздоровалась и хотела беседовать, но Прасковья Ивановна закричала, замахала руками:

Уйди! Уйди! Неужели не видишь, вон дьявол! Топором голову отрубили, топором голову отрубили!

Посетительница перепугалась и отошла, ничего не понимая, но вскоре ударили в колокол, оповещая, что сейчас скончалась в больнице в припадке падучей монахиня.

Случаев прозорливости Прасковьи Ивановны было бесчисленное множество, некоторые из них записаны.

Келия блаженной Параскевы
у южного входа в Дивеевский монастырь

Однажды пришла к блаженной девица Ксения из села Рузина просить благословение идти в монастырь.

Что ты говоришь, девка! - закричала блаженная. - Надо прежде в Петербург сходить, да всем господам сперва послужить; тогда даст мне Царь денег, я тебе келию поставлю!

Через некоторое время братья Ксении стали делить имущество, и она снова пришла к Прасковье Ивановне.

Братья делиться хотят, а вы не благословляете! Как хотите, а уж не послушаю я вас и поставлю келию!

Блаженная Паша, растревоженная ее словами, вскочила и говорит:

Экая, ты, дочка, глупая! Ну, можно ли! Ведь ты не знаешь, сколько младенец-то превыше нас!

Сказав это, она легла и вытянулась. А осенью у Ксении умерла сноха, и на ее руках осталась девочка, круглая сирота.

Однажды, бегая по селу Аламасову, блаженная Паша зашла к священнику, у которого в то время находился по делам службы псаломщик. Она подошла к нему и говорит: «Господин! Прошу тебя, возьми или приищи хорошую кормилицу или няньку какую, потому что тебе надо, иначе никак нельзя, уж я тебя прошу, возьми кормилицу-то!» И что же? Дотоле совершенно здоровая жена псаломщика захворала и умерла, оставив младенца.

Крестьянин из соседней деревни ехал саровским лесом за монастырской известкой и встретил Прасковью Ивановну, шедшую, несмотря на мороз, босой и в одной рубашке. При покупке извести ему предложили взять несколько лишних пудов без денег. Он подумал и взял. Возвращаясь домой, он опять встретился с Пашей, и блаженная сказала ему: «Аль богаче от этого будешь, что беса-то слушаешь! А ты лучше-ка живи той правдой, которой жил!..»

Многим приходящим Прасковья Ивановна указывала, каким путем надо спасаться: кому предсказывала семейную жизнь, а кого благословляла на монашество. Одна дивеевская монахиня вспоминала, как поступила в монастырь: «Собралась я в Саров, горячо молилась у гроба угодника Божия, прося его помощи, а на обратном пути заехала в Дивеево, да и зашла к блаженной Паше, а она, как увидела меня, закричала: “Где была до сих пор, где шатаешься? Ее тут ждут-ждут, а она все шатается невесть где!” - да палкой все мне грозит».

Сестры Зоя и Лидия Якубович (будущие схимонахиня Анатолия и схимонахиня Серафима) были в Дивееве проездом и зашли к блаженной Параскеве Ивановне. Они очень смущались, что должны были стать основательницами новоустрояемой общины. Уже была прислана из Синода бумага, согласно которой Зоя назначалась строительницей церкви, но сестры не чувствовали в себе сил исполнить это послушание. Прасковья Ивановна сказала:

Дайте мне бумаги, я почитаю.

Зоя знала, что блаженная неграмотна, но повиновалась и подала ей синодскую бумагу. Блаженная тут же изорвала ее в клочки и бросила в печку. Обратившись к образу преподобного Серафима и указывая на сестер рукой, она воскликнула:

Батюшка Серафим, твои снохи, ей-Богу! Обе твои снохи!

Затем велела им идти к игумении Александре и проситься в монастырь.

Схимонахиня Анатолия рассказывала, что как-то им с сестрой захотелось посмотреть, как Прасковья Ивановна молится ночью. Благословились у игумении и пришли вечером к блаженной. А она тут же улеглась спать. В двенадцать часов встала, потребовала самовар, напилась чаю и опять легла спать, а утром, погрозив пальцем, сказала: «Озорницы, когда сукман (суконный сарафан), кресты и поклоны, тогда молиться». Послушницы поняли ее слова так, что брать подвиг можно не ранее, как после пострижения в схиму. Перед принятием схимы сестры пришли к блаженной Прасковье Ивановне за благословением. Блаженная встала и начала вслух молиться: «Уроди, Господи, жита, пшеницы, овса, вики и лен зеленый, молодой, высокий на многая лета». При этих словах она подняла руки и сама поднялась на воздух. Слова «на многая лета» означали долгую жизнь матери Анатолии. Лен у блаженной означал молитву.

Предсказывая близкую кончину схимонахини Серафимы, Прасковья Ивановна говорила о ней: «Девушка хорошая, а вся в земличке, одна головка наружу», - и действительно, мать Серафима, внезапно заболев, вскоре умерла.

Мать Рафаила рассказывала, что за полгода до смерти своей матери она пришла к Прасковье Ивановне; блаженная стала смотреть в сторону колокольни.

Летят, летят, вот один, за ним другой, выше, выше, - и руками прихлопнула, - еще выше!

Мать Рафаила сразу все поняла. Через полгода скончалась мать, а еще через полгода - дедушка.

Когда мать Рафаила поступила в монастырь, она постоянно опаздывала на службу. Как-то пришла она к блаженной, а та говорит:

Девка-то хороша, да лежебока. За тебя мать молится.

Схиархимандрит Варсонофий Оптинский был переведен из Оптиной пустыни и назначен архимандритом Голутвина монастыря. Тяжело заболев, он написал письмо блаженной Прасковье Ивановне, у которой бывал и к которой имел великую веру. Это письмо принесла мать Рафаила. Когда блаженная выслушала его содержание, она только и сказала: «Триста шестьдесят пять!» Ровно через 365 дней старец скончался. Этот случай подтвердил и келейник старца, при котором был получен ответ блаженной.

Блаженная Паша Саровская (в центре) на крыльце
с архимандритом Серафимом (Чичаговым)
и келейницей монахиней Серафимой.
Фото 1890-х гг.

Известный духовный писатель С. А. Нилус, впервые приехав в Дивеево, долго не решался посетить блаженную. Перед тем, как отправиться к ней, он долго пил чай. По дороге он надумал дать ей пятирублевый золотой. Свою встречу с блаженной он описывает так: «Вхожу на крыльцо. В сенцах меня встречает келейная блаженной, монахиня Серафима.

Пожалуйте!

Направо от входа комнатка, вся увешанная иконами. Кто-то читает акафист, молящиеся поют припев: «Радуйся, Невесто Неневестная». Сильно пахнет ладаном, тающим от горящих свечей воском… Прямо от выхода - коридорчик, и в конце его - открытая дверь во что-то вроде зальца. Туда и повела меня мать Серафима:

Маменька там.

Не успел я переступить порог, как слева от меня, из-за двери, с полу, что-то седое, косматое и, показалось мне, страшное как вскочит, да как помчится мимо меня бурею к выходу со словами:

Меня за пятак не купишь! Ты бы лучше пошел да чаем горло промочил.

То была блаженная. Я был уничтожен».

Впоследствии С. А. Нилус очень почитал Прасковью Ивановну. Она предсказала ему женитьбу, когда он еще и не помышлял о том. В другой раз блаженная сказала ему: «У кого один венец, а у тебя восемь. Ведь ты повар. Повар ведь ты? Так паси ж людей, коли ты повар».

Однажды в монастырь приехал один архиерей. Блаженная ожидала, что он зайдет к ней, а он прошел к монастырскому духовенству. Она ждала его до вечера, и когда он пришел, бросилась на него с палкой и разорвала наметку. От страха он спрятался в келию матери Серафимы. Когда блаженная «воевала», то была такой грозной, что всех приводила в трепет. А на архиерея, как потом оказалось, напали мужики и избили его.

Как-то приехал к блаженной Паше иеромонах Илиодор, в миру Сергий Труфанов, из Царицына. Он пришел с крестным ходом, было много народа. Прасковья Ивановна его приняла, посадила, потом сняла с него клобук, крест, все ордена и знаки отличия - все это положила в свой сундучок и заперла, а ключ повесила к поясу. Затем велела принести ящик, положила в него лук, полила и сказала: «Лук, расти высокий…» - а сама легла спать. Он сидел, как развенчанный. Ему надо было всенощную начинать, а он встать не может. Хорошо еще, что ключи к пояску с одной стороны привязала, а спала на другом боку, так что ключи отвязали, достали все и отдали ему. Прошло несколько лет - и он снял с себя священнический сан и отказался от иноческих обетов.

Однажды приехал к блаженной епископ Гермоген (Долганов) из Саратова. У него были большие неприятности - в его карету подкинули ребенка с запиской: «Твоя от твоих». Он заказал большую просфору и пришел к блаженной с вопросом, что ему делать? Она схватила просфору, бросила ее о стенку, так что та отскочила и стукнулась о перегородку, и ничего не ответила. На другой день то же. На третий день заперлась и вовсе не вышла к владыке. Что делать? Сам он, однако, так почитал блаженную, что без ее благословения уезжать не захотел, несмотря на то, что дела епархии требовали его присутствия. Тогда он послал келейника, которого она приняла и напоила чаем. Владыка спросил через него: «Что мне делать?» Она ответила: «Я сорок дней постилась и молилась, а тогда запели Пасху». Смысл этих слов был, по-видимому, тот, что все нынешние скорби надо достойно потерпеть, и они в свое время разрешатся благополучно. Владыка понял ее слова буквально, уехал в Саров и жил там сорок дней, постился и молился, а в это время дело его решилось.

Евдокия Ивановна Барскова, которая и в монастырь не шла и замуж не собиралась, отправилась на богомолье в Киев. На обратном пути она остановилась во Владимире у одного блаженного купца, который принимал всех странников. Наутро он позвал ее, благословил изображением Киево-Печерской Лавры и сказал:

Иди в Дивеево, там блаженная Паша Саровская тебе путь укажет.

Как на крыльях, полетела Дуня в Дивеево, а блаженная Прасковья Ивановна во все время ее двухнедельного путешествия (а шла она пешком около трехсот верст) выходила на крыльцо, аукала и манила ручкой:

Ау, моя капанька идет! Моя слуга идет!

В Дивеево Дуня пришла к вечеру, после всенощной, и сразу - к Прасковье Ивановне. Мать Серафима, старшая келейница блаженной, вышла и сказала: - Уходи, девушка, уходи, мы устали; завтра придешь, завтра придешь после ранней.

Выпроводила ее за калитку, а Прасковья Ивановна «воюет»:

Вы мою слугу гоните! Вы что мою слугу гоните? Моя слуга пришла! Моя слуга пришла!

Когда Дуня утром пришла к блаженной, она приветливо ее встретила: настелила на табуретку платков, сдунула пыль и усадила ее, стала поить чаем, угощать; так и осталась Дуня у блаженной. Прасковья Ивановна сразу доверила ей все, и старшая келейница матушка Серафима полюбила ее.

Дуня рассказывала, что блаженная была очень расположена к ней и возилась с ней, как с подружкой. Дуня нарочно подойдет к блаженной без платка, и она тут же достанет новый платок и покроет ее. А через некоторое время Дуня опять подходит к ней с непокрытой головой. Мать Серафима говорила:

Дуся, ты так у нее все платки выманишь.

А Дуня раздавала другим.

Монахиня Александра (Траковская), будущая игумения, спросила Дуню:

А ты не боишься блаженной?

Не боюсь.

И только матушка Александра отошла, блаженная говорит:

Эта - мать будет (то есть игуменией).

Когда в 1902 году колокольня монастыря была почти достроена, архитектор нашел, что она имеет опасный наклон и угрожает падением. Работы были прекращены, что немало огорчало сестер. Но Прасковья Ивановна утешала их, говоря всем, что запрещение будет снято, колокольня достроится и на нее будут подняты колокола. Это предсказание исполнилось.

Зимой 1902 года матушка игумения Мария была тяжело больна, сестры сильно скорбели и опасались за исход болезни. Монахиня Анфия, заведующая монастырской гостиницей, вместе с другими сестрами неоднократно спрашивала Прасковью Ивановну: «Выздоровеет ли наша мать-настоятельница?» И блаженная каждый раз говорила, что ее ждет скорое выздоровление. Предсказание Прасковьи Ивановны сбылось. Несмотря на преклонный возраст, мать-настоятельница оправилась от тяжкой болезни, опасность миновала.

В 1904 году, предчувствуя близкую кончину игумении Марии Ушаковой, блаженная Паша все твердила: «Стена отваливается, стена отваливается, мать уходит, уходит мать-то!»

Игумения Мария (Ушакова) ничего не делала, никуда не ездила без благословения Прасковьи Ивановны. Следующая же игумения, Александра (Траковская), не следовала ее примеру. При постройке нового собора в Дивееве игумения Александра решила не спрашивать благословения блаженной.

Когда шел торжественный молебен на месте закладки, к Прасковье Ивановне приехала тетушка игумении - Елизавета. Она была старенькая и глухая и потому сказала послушнице блаженной, Дуне:

Я буду спрашивать, а ты говори, что она будет отвечать, а то я не услышу.

Та согласилась.

Мамашенька, нам собор жертвуют.

Собор-то собор, - отвечала Прасковья Ивановна,- а я усмотрела: черемуха по углам выросла, как бы не завалили собор-то.

Что она говорит? - спросила Елизавета. «Что толку говорить, - подумала Дуня, - собор-то уж закладывают», - и ответила:

Благословляет.

Собор оставался неосвященным до 1998 года. В годы запустения на его крыше росли деревья.

Прасковья Ивановна была пострижена в схиму, но поскольку целые дни она была занята с людьми, читать правило ей было некогда, и ее келейница мать Серафима справляла и свое монашеское правило, и за Прасковью Ивановну - схимническое. В монастыре матушка Серафима имела отдельную келию, и для вида у нее была постель с периной и подушками, на которую она никогда не ложилась, а отдыхала, сидя в кресле. Они жили одним духом. И лучше было оскорбить Прасковью Ивановну, чем матушку Серафиму. Если ее оскорбишь, то к Прасковье Ивановне тогда близко не подходи.

Мать Серафима умерла от рака, болезнь была столь мучительна, что она от боли каталась по полу. Когда она скончалась, Прасковья Ивановна пришла в церковь. Сестры сразу обратили на нее внимание, поскольку в церковь она ходила редко. Блаженная сказала им: «Глупенькие, глядят на меня, а не видят, что на ней три венца», - это о матери Серафиме.

На сороковой день Прасковья Ивановна ждала, что придут священники и пропоют в ее келии панихиду. Весь вечер она ждала их, а они прошли мимо. Блаженная расстроилась и сказала с укоризной:

Эх, попы, попы… прошли мимо… Кадилом махнуть - и то душе отрада.

Однажды келейница блаженной Параскевы Евдокия видела сон. Прекрасный дом, комната и такие большие, как их называют, итальянские окна. Окна эти открыты в сад, где висят необыкновенные золотые яблочки, прямо стучат в окна, и все везде постлано и убрано. Видит она мать Серафиму, которая говорит ей: «Вот отведу я тебя и покажу место, где Прасковья Ивановна». Тут Евдокия проснулась, подошла к Прасковье Ивановне, хотела было все рассказать, а она ей рот закрывает…

Царь Николай II посещает блаженную Пашу Саровскую.
Настенная роспись Казанской церкви
Дивеевского монастыря

В конце XIX столетия в Саров начал ездить будущий митрополит Серафим, тогда еще блестящий гвардейский полковник Леонид Михайлович Чичагов. Послушница блаженной Прасковьи Ивановны, Дуня, рассказывала, что когда Чичагов приехал в первый раз, Прасковья Ивановна встретила его, посмотрела из-под ручки и говорит:

А рукава-то ведь поповские.

Вскоре он принял священство. Прасковья Ивановна настойчиво говорила ему:

Подавай прошение Государю, чтобы нам мощи открывали.

Чичагов стал собирать материалы, написал «Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря» и поднес ее Государю. Когда Государь прочитал ее, то возгорелся желанием открыть святые мощи.

Несмотря на множество чудес, которые видели люди в течение семидесяти лет после преставления старца Серафима, с делом открытия его святых мощей и прославления были трудности. Рассказывали, что Государь настаивал на прославлении, но почти весь Синод был против.

В это время блаженная Прасковья Ивановна четырнадцать или пятнадцать дней постилась, ничего не ела и ослабела так, что не могла даже ходить, а ползала на четвереньках.

Как-то вечером к блаженной пришел архимандрит Серафим (Чичагов) и говорит:

Мамашенька, отказывают нам открыть мощи.

Прасковья Ивановна сказала:

Бери меня под руку, идем на волю.

С одной стороны ее подхватила мать Серафима, с другой - архимандрит Серафим.

Бери железку. Копай направо - вот и мощи…

У батюшки Серафима сохранились лишь косточки. Это смущало Синод: ехать ли куда-то в лес, если нетленных мощей нет. На это одна из остававшихся в живых стариц, лично знавших преподобного, сказала тогда: «Мы кланяемся не костям, а чудесам». Сестры говорили, будто сам преподобный явился Государю, после чего он своей властью настоял на открытии святых мощей.

Когда был решен вопрос о прославлении и открытии святых мощей, Великие князья приехали в Саров и в Дивеево, к блаженной Прасковье Ивановне. Они привезли ей шелковое платье и капор, в которые тут же и нарядили.

В то время в царской семье было четыре дочери, но мальчика-наследника не было. Великие князья ездили к преподобному молиться о даровании наследника. Прасковья Ивановна имела обычай все показывать на куклах, и тут она приготовила куклу-мальчика. Постелила ему платки мягко и высоко уложила: «Тише, тише - он спит…» Повела им показывать: «Это ваш». Великие князья в восторге подняли блаженную на руки и начали качать, а она только смеялась. Все, что она говорила, передавали по телефону Государю, который сам приехал позже.

Евдокия Ивановна рассказывала, что мать Серафима собралась в Саров на открытие святых мощей, но вдруг сломала ногу. Прасковья Ивановна исцелила ее.

Перед приездом Государя в Дивеево блаженной объявили, что после того, как его встретят в игуменском корпусе и пропоют концерт, он оставит свиту за завтраком и придет к ней.

Когда мать Серафима с Дуней вернулись со встречи, на столе стояли сковорода картошки и холодный самовар, но Прасковья Ивановна не дала их убрать. Пока с ней воевали, из сеней донеслось: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас!» Вошла августейшая чета - Император Николай Александрович и Императрица Александра Феодоровна. Уже при них стелили ковер, убирали стол; сразу принесли горячий самовар. Все вышли, оставив царственных гостей и блаженную одних, но Государь и Государыня не могли понять, что говорит Прасковья Ивановна, и вскоре Государь вышел и сказал:

Старшая при ней, войдите.

И беседа состоялась при келейнице.

Прасковья Ивановна предсказала царственной чете все: войну, революцию, падение престола, династии, море крови. Императрица была близка к обмороку и сказала, что не верит. Блаженная протянула ей кусок красного кумача: «Это твоему сынишке на штанишки. Когда он родится, поверишь».

Затем Прасковья Ивановна открыла комод. Вынула новую скатерть, расстелила на столе и стала класть на нее гостинцы: льняной холст своей работы, початую голову сахара, крашеные яйца, еще сахар кусками. Все это блаженная завязала в узел: очень крепко, несколькими узлами, и когда завязывала, то от усилий даже приседала. Потом дала узел в руки Царю со словами:

Государь, неси сам. А нам дай денежку, нам надо избушку строить.

У Государя денег с собой не было. Тут же послали и принесли, и он дал ей кошелек золота, который сразу же был передан матери игумении.

Когда прощались, целовались рука в руку.

Тогда же Государь Николай Александрович сказал, что Прасковья Ивановна - истинная раба Божия. Все и везде принимали его как Царя - она одна приняла его как простого человека.

После этого со всеми серьезными вопросами Государь обращался к Прасковье Ивановне, посылал к ней Великих князей. Евдокия Ивановна говорила, что не успевал уехать один, как приезжал другой. После смерти келейницы Прасковьи Ивановны, монахини Серафимы, спрашивали все через Евдокию Ивановну. Она передавала, что Прасковья Ивановна говорила:

Государь, сойди с престола сам.

Перед смертью она все клала поклоны перед портретом Государя. Сама она была уже не в силах делать их, и ее поднимали и опускали.

Что ты, мамашенька, так на Государя молишься?

Глупые! Он выше всех Царей будет!

Блаженная говорила о Государе: «Не знаю - преподобный, не знаю - мученик».

Незадолго до смерти блаженная сняла портрет Государя и поцеловала в ножки со словами: «Миленький уже при конце…»

Игумен Серафим (Путятин) неоднократно был свидетелем того, как блаженная ставила портрет царской семьи к иконам и молилась на него, взывая: «Святые царственные мученики, молите Бога о нас!» - и горько плакала.

После визита царской семьи Саров и Дивеево посещали многие приближенные ко двору люди, и некоторых блаженная нелицеприятно обличала. Приезжал Григорий Распутин со свитой - молодыми фрейлинами. Сам он не решился войти к Прасковье Ивановне и простоял на крыльце, а когда фрейлины вышли, то Прасковья Ивановна бросилась за ними с палкой, ругаясь: «Жеребца вам стоялого!» Они только каблучками застучали.

Приезжала и Анна Вырубова. Опасаясь, что Прасковья Ивановна опять что-нибудь выкинет, прежде послали узнать, что она делает. Прасковья Ивановна сидела и связывала поясом три палки (у нее было три палки: одна называлась «тросточка», другая - «буланка», третья - забылось, как) со словами: «Ивановна, Ивановна (так она себя называла), а как будешь бить? - Да по рылу! Она весь дворец перевернула!» Важную фрейлину не допустили, сказав, что Прасковья Ивановна в дурном настроении.

В 1914 году разразилось всемирное бедствие - мировая война. «Когда она была в самом разгаре, - рассказывали дивеевские сестры С. А. Нилусу, - блаженная «маменька» Прасковья Ивановна все радуется, все в ладоши хлопает да приговаривает:

Бог-то, Бог-то милосерд как! Разбойнички в Царство Небесное так валом и валят, так и валят!»

По прозорливости Прасковье Ивановне было известно о грядущих гонениях на Православную Церковь. Так, архиепископу Петру Звереву она предсказала «три тюрьмы». После 1918 года он трижды был арестован, несколько лет провел в заключении и умер от тифа на Соловках в 1929 году.

Иногда приходившим к ней монахиням Прасковья Ивановна говорила:

Вон отсюда, шельмы, здесь касса!

Действительно, после разгона обители здесь находилась сберегательная касса.

Умирала блаженная тяжело и долго. С. А. Нилус так описывает свою последнюю встречу с Прасковьей Ивановной летом 1915 года: «Когда мы вошли в комнату блаженной, и я увидал ее, то прежде всего был поражен происшедшей во всей ее внешности переменой. Это уже не была прежняя Параскева Ивановна, это была ее тень, выходец с того света. Совершенно осунувшееся, когда-то полное, а теперь худое лицо, впалые щеки, огромные, широко раскрытые, нездешние глаза: вылитые глаза святого равноапостольного князя Владимира в васнецовском изображении Киево-Владимирского собора: тот же его взгляд, устремленный как бы поверх мира в премирное пространство, к Престолу Божию, в зрение великих тайн Господних. Жутко было смотреть на нее и вместе радостно».

Перед смертью блаженную Параскеву парализовало. Она очень страдала. Некоторые удивлялись, что такая великая раба Божия так тяжело умирает. Кому-то из сестер было открыто, что этими предсмертными страданиями она выкупала из ада души своих духовных чад.

Прасковья Ивановна умерла 22 сентября/5 октября 1915 года в возрасте около 120 лет. Когда она умирала, в Петербурге одна монахиня вышла на улицу и видела, как душа блаженной поднималась на небо.

Похоронили Прасковью Ивановну у алтаря Троицкого собора Серафимо-Дивеевского монастыря, справа от могил блаженных Натальи Дмитриевны и Пелагии Ивановны.

Блаженная Паша Саровская.
Литография 1908 г.

После кончины Прасковьи Ивановны в ее домике два года жила и принимала народ ее преемница, блаженная Мария Ивановна. Паша говорила о ней:

Я еще сижу за станом, а другая уже снует. Она еще ходит, а потом сядет.

Когда же она благословила Марии Ивановне остаться в монастыре, сказала: - Только в мое кресло не садись.

Келия блаженной Паши после ее смерти стала местом почитания и паломничества верующих. Вплоть до закрытия монастыря в 1927 году в келии блаженной читалась неусыпаемая Псалтирь. А. П. Тимофиевич так описывает свое посещение келии в 1926 году: «Это был небольшой одноэтажный деревянный домик с верандой под железной крышей, стоявший у самых ворот монастырской ограды… мы очутились в небольшой горнице, откуда вело трое дверей… мать Киприана ввела нас в келию блаженной Параскевы. Стены ее сплошь были увешаны образами, и что особенно привлекло наше внимание, это стоявшее посреди келии во весь рост распятие прекрасной работы.

Перед ним особенно любила молиться блаженная, - заметила матушка, - и уж сколько ночей голубушка выстояла напролет, не спавши, сколько слез пролито, то ведает один только Господь.

Слева в углу находилась большая, покрытая пестрым одеялом кровать со множеством подушек. На кровати лежали куклы самого разнообразного вида, причем от некоторых осталось одно только туловище».

Келия блаженной Паши Саровской, стоящая у южного входа в монастырь, сохранилась до наших дней. В советское время в ней находилась сберкасса, а затем пункт раздачи детского питания. Ныне келия блаженной Параскевы возвращена монастырю.

До закрытия монастыря в 1927 году на могиле почитаемой блаженной Параскевы Ивановны непрерывно служились панихиды. В годы запустения могилы дивеевских блаженных были разорены. В 60-е годы XX века на месте могил блаженных был поставлен пивной ларек. Торговавшая в нем женщина часто видела сидящих на лавочке трех старушек, неодобрительно на нее поглядывавших и не уходивших до тех пор, пока она не уходила сама. Она точно знала, что никаких старушек на лавочке нет, но в то же время явно видела их. Вскоре женщина отказалась разливать там пиво. После этого никто не соглашался работать в этом ларьке и его пришлось убрать.

Рака с мощами св. блж. Параскевы
в Казанской церкви Свято-Троицкого
Дивеевского монастыря.
Фото В. Алексеева

Посетивший Дивеево в 1971 году протоиерей Владимир Смирнов описал состояние святых могил так: «Прошли мимо места, где были часовенки над могилками блаженных, причем нам указали на склеп с пробитым сводом как на место погребения блаженной Параскевы (Саровской Пашеньки), используемый как место для свалки мусора и нечистот проживающими здесь людьми».

Осенью 1990 года было определено местонахождение могил у алтаря Троицкого собора. Могилы были реконструированы, на них установили кресты. В памятные дни, а с сентября 1993 года и по субботам после ранней литургии, на могилах служились панихиды и литии.

В Серафимо-Дивеевском монастыре бережно хранится реликвия, переданная дожившей до возобновления церковной жизни в Дивееве монахиней Серафимой (Булгаковой), - рубашка и платье блаженной Параскевы, в которых она приступала ко причастию Святых Христовых Таин, а также часть холста ее работы и ниточки пряжи.

В 1910 году в литографической мастерской Серафимо-Дивеевского монастыря была выпущена цветная литография - портрет блаженной Прасковьи Ивановны.

В 2004 году келия, в которой жила блаженная Параскева, была передана монастырю. В дни празднования 250-летия со дня рождения преподобного Серафима в этом доме открылся музей блаженной старицы и истории монастыря, экспозиция которого была устроена сестрами обители.

31 июля 2004 года блаженная Параскева была причислена к лику местночтимых святых Нижегородской епархии, в октябре того же года было признано общецерковное почитание. Ныне ее честные мощи, обретенные 20 сентября 2004 года, почивают в Казанском храме Серафимо-Дивеевского монастыря вместе с мощами святых блаженных стариц Пелагии и Марии Дивеевских. Все, кто с верой просит молитвенной помощи у великой рабы Божией, непременно получают ее, благодаря о том Господа и Его блаженную избранницу.

Блаженная Параскева Дивеевская (Паша Саровская). В миру была она крепостной крестьянкой, скромною, трудолюбивою, рано овдовевшей. Блаженная Паша Саровская (в миру - Ирина) родилась в 1795 г. в селе Никольском Спасского уезда Тамбовской губернии в семье крепостного крестьянина Ивана и его жены Дарьи, которые имели трех сыновей и двух дочерей. Одну из дочерей звали Ириной. Господа отдали ее в семнадцать лет против желания и воли замуж за крестьянина Феодора. Ирина с мужем жили хорошо, согласно, любя друг друга, и родные мужа любили её за кроткий нрав и трудолюбие. Она любила церковные службы, усердно молилась, избегала гостей, общества и не выходила на деревенские игры. Прошло пятнадцать лет, и Господь не благословил их детьми. Помещики Булыгины продали Ирину с мужем господам Шмидтам, в село Суркот.
Через пять лет после этого переселения муж Ирины заболел чахоткой и умер. Господа Шмидты пытались выдать Ирину замуж вторично, но услышав слова: «Хоть убейте меня, замуж больше не пойду», решили оставить её у себя дома. Не долго пришлось работать Ирине экономкой, через полтора года стряслась беда над усадьбой Шмидта, обнаружилась покража двух холстов. Прислуга показала, что их украла Ирина. Приехал становой со своими солдатами, и помещики упросили его наказать виновную. Солдаты зверски ее били, истязали, пробили ей голову, порвали уши. Ирина продолжала говорить, что не брала холстов. Тогда господа призвали местную гадалку, которая сказала, что холсты украла действительно Ирина, да не эта, и опустила их в воду, то есть в реку. На основании слов гадалки начали искать холсты в реке и нашли их.
После перенесенного истязания невинная Ирина не была в силах жить у господ "нехристей" и в один прекрасный день ушла. Помещик подал заявление о ее пропаже. Через полтора года ее нашли в Киеве, куда она добралась Христовым именем на богомолье. Схватили несчастную Ирину, посадили в острог и затем препроводили по принадлежности к помещику. Можно себе представить, что она испытала в остроге, сидя с арестантами, мучимая голодом и обращением конвойных солдат! Помещики, чувствуя свою вину и как они жестоко отнеслись к ней, простили Ирину, желая опять пользоваться ее услугами. Господа сделали Ирину огородницей, и более года она прослужила им верою и правдою, но вследствие испытанных ею страданий и несправедливости, и благодаря общению с киевскими подвижниками в ней произошла внутренняя перемена. Через год ее опять нашли в Киеве и арестовали. Снова ей пришлось претерпеть страдания острога, возвращение к помещикам, и наконец, к довершению всех испытаний, господа не приняли ее и выгнали раздетую, без куска хлеба на улицу деревни. Идти в Киев, конечно, было непосильно и даже бесполезно в духовном смысле, несомненно, духовные отцы благословили ее на юродство ради Христа, и она приняла в Киеве тайный постриг с именем Параскева, оттого и стала называть себя Пашей. Пять лет она бродила по селу как помешанная, служа посмешищем не только детей, но и всех крестьян. Тут она выработала привычку жить все четыре времени года на воздухе, голодать, терпеть стужу и затем пропала.
В Саровском лесу она пребывала, по свидетельству монашествующих в пустыни, около 30 лет; жила в пещере, которую себе вырыла. Ходила она временами в Саров, в Дивеево, и ее чаще видели на Саровской мельнице, куда она являлась работать на живущих там монахов.
Она обладала всегда удивительно приятной наружностью. Во время своего житья в Саровском лесу, долгого подвижничества и постничества Паша имела вид Марии Египетской. Худая, высокая, совсем сожженная солнцем и поэтому черная, страшная, носила в то время короткие волосы, так как все поражались ее длинными до земли волосами, придававшими ей красоту, которые мешали ей теперь в лесу и не соответствовали тайному постригу. Босая, в мужской монашеской рубашке, свитке, расстегнутой на груди, с обнаженными руками, с серьезным выражением лица, она приходила в монастырь и наводила страх на всех, не знающих ее. За четыре года до переезда в Дивеевскую обитель она временно проживала в одной из деревень. Ее уже считали тогда блаженной, и прозорливостью своею она заслужила всеобщие уважение и любовь. Крестьяне и странники давали ей деньги, прося ее молитв, а исконный враг всего доброго и хорошего в человечестве вселил разбойникам напасть на нее и ограбить несуществующее богатство, чем уподобил ее страдания страданиям батюшки о. Серафима. Негодяи избили ее до полусмерти, и блаженную Пашу нашли всю в крови. Она болела после этого целый год и совершенно уже никогда не поправлялась. Боли проломленной головы и опухоль под ложечкой мучили ее постоянно, хотя она, по-видимому, не обращала никакого внимания и только изредка говорила себе же: "Ах, маменька, как у меня тут болит! Что ни делай, маменька, а под ложечкой не пройдет"
Живя уже в Дивееве, блаженная Паша шла осенью 1884 г. мимо ограды кладбищенской церкви Преображения Господня и, ударив палкой об столб ограды, сказала: «Вот как этот столб-то повалю, так и пойдут умирать, только поспевай могилы копать». Слова эти скоро сбылись: как повалился столб - блаженная Пелагея Ивановна, за нею умер священник Феликсов, потом столько монахинь, что сорокоусты, не прекращались целый год, и случалось, что двух сразу отпевали.
Многие годы скиталась она, юродствуя, до переселения в Саровский лес. Современники отмечали, что внешность блаженной Паши Саровской менялась от её настроения, она была то чрезмерно строгой, сердитой и грозной, то ласковой и доброй:
«Детские, добрые, светлые, глубокие и ясные глаза её поражают настолько, что исчезает всякое сомнение в её чистоте, праведности и высоком подвиге. Они свидетельствуют, что все странности её, - иносказательный разговор, строгие выговоры и выходки, - лишь наружная оболочка, преднамеренно скрывающая смирение, кротость, любовь и сострадание»...
Все ночи блаженная проводила в молитве, а днем после церковной службы жала серпом траву, вязала чулки и выполняла другие работы, непрестанно творя Иисусову молитву. С каждым годом возрастало число страждущих, обращавшихся к ней за советами, с просьбами помолиться за них.
После смерти в 1884 году дивеевской блаженной Пелагеи Ивановны Серебренниковой Паша осталась в обители до конца своих дней и в течение 31 года продолжала их общее предназначение: спасать души монашествующих от натисков врага человечества, от искушений и страстей, им ведомых по прозорливости.
Случаев прозорливости блаженной Паши невозможно собрать и описать. Так, однажды она встала с утра вся расстроенная, после полудня к ней подошла приезжая госпожа, поздоровалась и хотела побеседовать, но Прасковья Ивановна закричала, замахала руками: " Уйди, уйди! Неужели не видишь диавол! Топором говову отрубили!" Посетительница перепугалась, отошла, ничего не понимая, но вскоре ударили в колокол, оповещая, что сейчас в больнице скончалась монахиня во время припадка падучей болезни; тогда стали понятны слова блаженной Паши.
Известно также, что в 1903 году во время прославления преподобного Серафима Саровского ее посетили Августейшие особы - Император Николай II и Императрица Александра Федоровна. Им предрекла блаженная скорое рождение долгожданного Наследника, а также гибель России и царской династии, разгром Церкви и море крови, после этого Государь не раз обращался к предсказаниям Параскевы Ивановны, посылая время от времени к ней великих князей за советом. Незадолго до своей кончины блаженная часто молилась перед портретом Государя, предвидя скорую его мученическую смерть.
Скончалась блаженная схимонахиня Параскева в 1915 году в возрасте 120 лет. Могилка Параскевы Ивановны находится у алтаря Троицкого собора.
Перед своей кончиной блаженная Параскева благословила жить в Дивеевской обители свою преемницу - блаженную Марию Ивановну.

Вот отзывы очевидцев о юродивой Паше Саровской, которую преподобный Серафим благословил на жизнь скитальческую, и которая так долго исполняла завет святого и великого старца Саровского:
Отец настоятель Суздальского Ефимьева монастыря архимандрит Серафим (Чичагов), автор “Летописи Серафимо-Дивеевского монастыря”, прекрасно изучив эту замечательную женщину, говорил о ней: “От доброго взгляда ее каждый человек приходит в невыразимый восторг. Детские, добрые, светлые, глубокие и ясные глаза ее поражают настолько, что исчезает всякое сомнение в ее чистоте, праведности и высоком подвиге. Они свидетельствуют, что все странности ее, - иносказательный разговор, строгие выговоры и выходки, - лишь наружная оболочка, преднамеренно скрывающая величайшее смирение, кротость, любовь и сострадание. Облекаясь иногда в сарафаны, она, как превратившаяся в незлобное дитя, любит яркие красные цвета и иногда одевает на себя несколько сарафанов сразу, как, например, когда встречает почетных гостей или в предзнаменование радости и веселия для входящего к ней лица”.
По свидетельству монашествующих, преподобный Серафим еще при жизни своей благословил Прасковью Ивановну на скитальческую жизнь в дремучих лесах Саровских. Там она пребывала в посте и молитве около тридцати лет. Жила она в вырытой ею пещере. Говорят, что у нее было несколько пещер в разных местах обширного непроходимого леса, переполненного хищными зверями. “Во время своего житья в Саровском лесу, долгого подвижничества и постничества она имела вид Марии Египетской, - говорил архимандрит Серафим, - Худая, высокая, совсем сожженная солнцем и поэтому черная и страшная, она носила в то время короткие волосы, так как ранее все поражались ее длинным до земли волосами, придававшими ей красоту, которая мешала ей в лесу и не соответствовала тайному постригу. Босая, в мужской монашеской рубашке - свитке, расстегнутой на груди, с обнаженными руками, с серьезным выражением лица, она приходила в монастырь и наводила страх на всех, не знающих ее ”.
Прасковья Ивановна жила в домике, очень небольшом, слева от монастырских ворот. Там у нее была одна просторная и светлая комнатка, замечательно опрятная. Вся стена этой комнатки против дверей была закрыта большими иконами. В центре – Распятие, по сторонам его – справа Божия Матерь, слева – ап. Иоанн Богослов. В этом же домике, в правом от входа углу, имелась крохотная келья – чуланчик, служащая спальной комнаткой Прасковьи Ивановны. Простая деревянная кровать юродивой Паши Саровской с громадными подушками редко занималась ею, а больше на ней покоились куклы. Да и не было времени ей лежать, так как ночи напролет она молилась перед большими образами. Изнемогая под утро, Прасковья Ивановна ложилась и дремала, но чуть забрезжит свет, - она уже моется, чистится, прибирается или выходит на прогулку – для молитвы. После обедни она садилась за работу, вязала чулки или делала пряжу. Это занятие сопровождалось, конечно, внутренней молитвой, и потому пряжа Прасковьи Ивановны так ценилась в обители, что из нее делали пояски и четки.
Народ почитал в Прасковье Ивановне прорицательницу. Под окнами ее домика по целым дням стояла толпа богомольцев, с благоговеньем ожидавших, не даст ли она им добрый совет, не помолится ли за них.
Имя Прасковьи Ивановны было известно не только в народе, но и в высших кругах общества. Почти все из высокопоставленных лиц, посещая Дивеевский монастырь, считали своим долгом побывать у Прасковьи Ивановны.
О прозорливости Прасковьи Ивановны рассказывали: “Когда наша мать настоятельница и игумения Мария, - рассказала мать Анфия, заведующая монастырской гостиницей, - текущей зимой была тяжело больна, мы, сестры, сильно скорбели и опасались за конец болезни. Неоднократно мы спрашивали Прасковью Ивановну, выздоровеет ли наша мать настоятельница, и она каждый раз говорила нам, что ее ждет скорое выздоровление. Предсказание Прасковьи Ивановны сбылось. Мать настоятельница оправилась от своей тяжелой болезни, и опасность миновала”.
Один из москвичей – корреспондентов, посетивший в Дивееве с товарищами Прасковью Ивановну, о ее прозорливости сообщил: “Когда мы вошли в домик, нас встретила мать Серафима и молоденькая послушница. Они сообщили нам, что Прасковья Ивановна заперлась в своей крохотной келии, но может быть, скоро выйдет, и поэтому нас просили обождать. Мы стояли у входа в покой с матерью Серафимой, как дверцы кельи открылись, и к нам порывистыми шагами вышла Прасковья Ивановна. Она была такой, как ее описал архимандрит Серафим. Не обращая ни на кого внимания, она прерывисто прошла и, обращаясь к художнику М., сказала, грозя пальцем: “Денежку не бережешь, по ветру пускаешь!” Сказав это, она, проходя к окну, перед которым стояла группа богомольцев, пожала мне руку, молча. Бросив взоры на стоящих на дворе богомольцев, она вновь устремила свои очи на нас и довольно долго вглядывалась в нас, как бы читая наши мысли. Становилось жутко. Но вот она по своей прозорливости прочла наши мысли: мы искренно жалели ее. Она немного постояла как бы в полузабытьи, потом лицо просияло, и она на нас уже перестала смотреть сурово. Ее лицо стало радостно, она повеселела. Мы передали ей нашу лепту – на свечи. Это еще более обрадовало ее. Она стала резвиться, как дитя. Немного спустя, она опустилась перед распятьем на колени и стала горячо молиться, все время кладя земные поклоны. Мать Серафима и послушница при этом стали петь заздравный стих, закончив поминовением наших имен: Иакова, Стефана и Эмилия. Мы были поражены и обрадованы тем, что эта блаженная с чистым взором ребенка молилась за нас, грешных. Радостная и довольная она отпустила нас с миром, благословив на дорогу. Сильное впечатление произвела она на нас. Это цельная, не тронутая ничем внешним натура, всю свою жизнь, все свои помыслы отдавшая во славу Господа Бога. Она редкий человек на земле, и надо радоваться, что такими людьми еще богата земля Русская”.
14 января 2004 г.мощи трех Дивеевских блаженных - Пелагеи, Параскевы и Марии - впервые были вынесены и открыты для поклонения в Казанской церкви Свято-Троицкого Серафимо-Дивеевского монастыря. Святые старицы были прославлены как местночтимые святые в июле 2004 года в ходе торжеств, посвященных 250-летию со дня рождения преподобного Серафима Саровского. Архиерейский Собор Русской
Православной Церкви в октябре 2004 г. благословил общецерковное прославление Христа ради Дивеевских юродивых – блаженных Пелагии (Серебренниковой; 1809-1884), схимонахини Параскевы (Паши Саровской) и Марии (Фединой).
22 сентября/5 октября - день памяти дивеевской блаженной Параскевы Ивановны, более известной как Паша Саровская.

Тропарь, глас 1:

Глас апостола Павла услышавша глаголющ: мы юроди Христа ради, рабы Твои, Христе Боже, Пелагия, Параскева и Мария, юроди быша на земли Тебе ради; темже, память их почитающе, Тебе молим: Господи, спаси души наша.

Кондак, глас 8:

Вышния красоты возжелевша, нижния сласти телесныя тощно оставили есте, нестяжанием суетнаго мира, ангельское житие проходяща, скончавшася, Пелагие, Параскево и Марие блаженныя: Христа Бога молите непрестанно о всех нас.

Величание:

Ублажаем вас, святыя блаженныя матери наша Пелагие, Параскево и Марие, и чтим святую память вашу, вы бо молите о нас Христа Бога нашего.

(www.diveevo.ru; www.st-nikolas.orthodoxy.ru; иллюстрации - www.4udel.nne.ru; www.st-nikolas.orthodoxy.ru; florensky.nnov.ru; diveevo.nne.ru; diveevo.biz; www.nne.ru; www.cirota.ru).

22 сентября / 5 октября 2015 года исполнилось 100 лет со дня кончины Христа ради юродивой Параскевы Дивеевской. -Несмотря на широкую известность блаженной Параскевы, о ней сохранилось крайне мало документальных свидетельств. Однако несколько лет назад священник Георгий Павлович, проводя научно-исследовательскую работу в библиотеке Свято-Пантелеимонова монастыря на Афоне, неожиданно обнаружил письма, написанные келейницей блаженной Параскевы послушницей Пелагеей к неустановленному лицу (сперва в 1913 году, называемому Константин Андреевич, а в 1915-1916 годах отцом Серафимом). Эти письма публикуются впервые.

До сих пор основными источниками сведений о Паше Саровской считались «Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря», написанная митрополитом Серафимом (Чичаговым), и воспоминания монахини Серафимы (Булгаковой), близко общавшейся с келейницей блаженной Евдокией (Дуней) Барсковой. Обнаруженные же автором этих строк письма, несмотря на то что носят по преимуществу бытовой характер, представляют собой несомненную ценность как достоверный исторический источник, позволяющий подтвердить многие факты, известные из предания. Они также проливают свет на важные подробности, в особенности касающиеся кончины блаженной.

Прежде чем перейти непосредственно к письмам, необходимо сказать несколько слов об их авторах — келейнице, писавшей от имени блаженной, и ее адресатах. Из разных источников известно, что у блаженной Параскевы было несколько келейниц. Много лет старшей и наиболее любимой из них была монахиня Серафима (в миру Анна Ивановна Капустина). Но в 1913 году ее уже не было в живых. Из воспоминаний -монахини Серафимы (Булгаковой) известна другая келейница — послушница Евдокия Ивановна Барскова (1879 — после 1919 года). Приводимые ниже письма написаны послушницей Пелагеей. Точных сведений о ней нет. Однако можно предположить, что речь идет о послушнице Пелагее Федоровне Верховой (1871 — после 1919 года, из крестьян села Кременки Ардатовского уезда Нижегородской губернии), которая значится в списке сестер 1917-1919 годов под № 694 на синодичном и псалтирном послушании перед Евдокией Барсковой (№ 695). Известно, что в домике Паши Саровской после ее кончины читалась непрестанно Псалтирь, а тот факт, что нижеприведенные письма написаны послушницей Пелагеей, может указывать на ее старшинство после кончины монахини Серафимы. А.П. Тимофиевич, посетивший Дивеево и Саров в 1926 году, сообщает о многолетней келейной блаженной Паши монахине Киприане (Тимофиевич А.П. Божии люди. М.: Паломник, 1995. С. 92-93). К сожалению, пока не удается с достоверностью определить, о ком идет речь. Возможно, это всё та же бывшая послушница Пелагея, письма которой здесь приводятся, получившая в монашестве имя Киприаны.

Что касается ее корреспондентов, то сложно с точностью сказать, о ком в данном случае идет речь, один или два человека обозначаются мирским и монашеским именами. Однако можно сделать некоторые предположения. В Ильинском Афонском скиту находится большая икона преподобного Серафима Саровского со следующей надписью: «Дар надворнаго советника Константина Андреевича Патина. 27 Октября 1913 года». Этим дарителем скорее всего был популярный в военных кругах автор-составитель сборников, руководств и указателей разного рода законоположений, касающихся военного ведомства, К.А. Патин. Он служил в 1890-х годах делопроизводителем Управления воинского начальника Крапивенского уезда Тульской губернии, а позже в той же должности в Тамбовской губернии. Среди его работ наиболее известны «Полный и подробный алфавитный указатель приказов по военному ведомству, циркуляров, предписаний и отзывов Главного Штаба и прочих главных управлений и приказов, приказаний и циркуляров по всем военным округам за пятьдесят два года — с 1859 по 1911 г.», а также «Учебник для учеников писарских классов по ознакомлению их с письмоводством, делопроизводством и военными постановлениями».

Применительно к исследуемой теме важны три обстоятельства: 1) совпадение времени прибытия на Афон адресата письма со временем, обозначенном в надписи на иконе (1913 год); 2) была подарена именно икона преподобного Серафима Саровского, а не какого-либо иного святого; 3) К.А. Патин не продолжил свой капитальный справочник за последующие годы (это было сделано другим человеком.), что косвенно указывает на его возможный уход в монастырь. Хотя не существует твердых доказательств тождественности К.А. Патина и отца Серафима, а отсутствие сведений о лицах (или лице) с подобным именем в списке монахов и послушников Пантелеимонова монастыря за период между 1913 и 1915 годами не позволяет утверждать это с определенностью, автору исследования всё же представляется наиболее вероятным, что письма адресованы одному и тому же человеку. В первую очередь на это указывает само их содержание. В первом из них (от 29 марта 1913 года) говорится о получении благословения блаженной для ухода на Афон, а во втором (от 30 мая 1913 года) об этом сообщается как об уже совершившемся факте. Кроме того, само нахождение всех писем в виде комплекса, хранящегося в библиотеке монастыря с давнего времени, также вероятнее всего указывает на один источник их происхождения.

Письма (всего их пять) написаны в период между 29 марта 1913 года и 11 мая 1916 года на 12 отдельных листах с оборотами. Необходимые пояснения даются в примечаниях к каждому письму. Печатаются с сохранением авторской орфографии и пунктуации. Публикуются впервые.

Глубокоуважаемый Константин Андреевич!
Получила Ваше письмецо и Святыню, за что приношу Вам сердечную благодарность, а также и за книги.
Вами присланную святыню, портрет Ваш и письмо подавала Старице Прасковье Ивановне, она что то все тревожилась, из чего я и заключила, что кто нибудь из домашних или из знакомых против Вашего желания идти на Афон, я спрашивала ни один раз Прасковью Ивановну, что благословит ли она идти Вам на Афон, но она ничего ни говорила, а все время была непокойная, так я ничего и не добилась и не поняла к чему это все она тревожилась 1 .
Положитесь Константин Андреевич, на волю Божию, как Господь Вам научит, так и поступайте, только было бы у Вас искреннее желание послужить Господу Богу. Господь да благословит путь Ваш.
При пожелании Вам всех благ от Господа Бога и добраго здоровья пребываю душевно-почитающая Вас.
недостойная послушница Блаженной старицы грешная Пелагея
1913 года. Марта 29 дня
жертву Вашу 5 р. получила и передала Блаженной старице, она помолится за Вас.

Примечания

1 Нужно вспомнить, что это был разгар афонской смуты «имяславцев». Не с этим ли было связано беспокойство блаженной?

Преподобне отче Серафиме моли Бога о нас!
Боголюбивейший раб Божий Константин Андреевич!
Спасайтесь о Господе!
Получила Ваше письмецо, за которое приношу Вам глубокую благодарность.
Блаженная старица посылает Вам Божие Благословение и материнский привет, да хранит Вас теперь Сама Владычица, Царица Небесная Верховная Игумения Горы Афонской, под своим Божественным Покровом! Дай Господи Вам спасаться и духовно подвизаться во всех добродетелях христианской жизни.
Блаженная старица когда подавали Ваше письмо была что то тревожная, да Бог весть к чему она тревожится подумаешь на свой счет а выходит не так, мы слова ея объясняем по своему а выходит по другому, и когда только случится с тобой припоминаешь ея слова, и тут только их уразумеваешь. Так вполне предайтесь, Боголюбивейший Константин Андреевич, воле Божией Господь да устроит путь Ваш.
Желая Вам здоровья и милости Божией, пребываю с почтением к Вам недостойная послушница Блаженной старицы грешная Пелагия.
1913 г. Мая 30 дня.
Серафимо-Дивеевский монастырь

Преподобне отче Серафиме моли Бога о нас!
Честнейший Батюшка О. Серафим!
Получили уважаемое письмецо Ваше, которому были рады, а то вспоминали, где наш подвижник и как живет, но теперь — видно из письма Вашего что живете слава Богу. Доброе дело, подвизайтесь — спасайтесь, время не ждет, а все приближается к концу. Да поможет Вам Господь еще более преуспевать в духовной жизни. Да и нас-то не забывайте.
Спаси Вас Господи за память и все добрые пожелания. Читала письмецо Ваше мамашеньке Прасковье Ивановне. Она шлет Вам Божие благословение и свое материнское, помолится за Вас и Вам велит чулочки вязать т.е. молиться. Да сохранит Вас Владычица во все дни жизни Вашей.
Взаимно и от нас примите поздравление с прошедшим Праздником Рождества Христова, Новым Годом, Св. Богоявлением и наступающей Св. -Четыредесятницей, да поможет Вам Всещедрый Господь провести сии спасительные дни в добром здоровии, спасении и дождаться Светлаго Христова Воскресения.
Спасайтесь!
Да, действительно трудно жить Вашим бедным подвижникам, не имея насущнаго куска хлеба, жизнь подходит на древне пустынную. Помоги же им Господи! Мы в России еще этого не испытываем. Много скорбей принесла эта ужасная и небывалая война 1 . Нет ни однаго семейства, чтобы было без слез.
Мамашенька всем велит усерднее молиться за Государя и христолюбивое воинство. Да ниспошлет Милосердый Господь победу над врагами нашими.
При молитвенном пожелании Вам всех благ от Господа Бога и здоровья. недостойная послушница Пелагия.
1915 года. Января 4 дня.

Примечания

1. 28 июля 1914 г. Австро-Венгрия объявила войну Сербии, что стало началом Первой мировой войны, в которую 1 августа вступила и Россия.

Воистину Воскресе!
Возлюбленный о Господе и
Дорогой наш Батюшка О. Серафим!
Получили уважаемое письмецо Ваше и в нем письмо О. Архимандрита 1 , которому и посылаю отдельно.
Спаси Вас Господи, глубокоуважаемый Отец Серафим, за поздравление и все добрыя пожелания.
Взаимно и Вас старица Прасковья Ивановна приветствует с текущими днями святой Пятидесятницы 2 , молится за Вас да укрепит Воскресший Жизнодавец Ваши силы душевныя и телесныя и да поможет Вам потрудиться для Святой Обители и свое спасение.
Мамашенька часто оч. изнемогает. Иногда сами удивляемся, именно, что только Благодать Божия подкрепляет старческия силы ея. Она хотя и с трудом, все-таки встанет и попрядет 3 ; а если кого ударит палкой 1-2 или 3 раза 4 , то и не отдышится.
С портретом Государя Она часть разговаривает, но больше не понятно, только постом вслух сказала: «Государь! на конце, я оглядела»5 а потом опять шопотом говорила.
Дай Господи, что-бы скорее победить этаго гордаго врага — много он причинил скорбей всей-всей Матушки России и продчим, но конечно все делается по воле Божией за наши грехи.
У нас в Обители тоже ежедневно совершают молебен за Государя и воинов, а по субботам панихида по убиенным воинам. Вечная им память! Оне все св. мученики-страдальцы. Надо и нам туда стремиться от сей привременной и краткой жизни а главное смиряться и любить ближнего. Да поможет нам Господь!
Да, ни легко и Вашему О. Архимандриту в такие трудные времена, надо о всех заботиться, только надежда на милосердие Божие. Ах! как у Вас все дорого. Помоги-же Вам Господи! а у нас ржаная мука по 1р. 40к. и дороже за пуд.
Я часто думаю как Ваши пустынники-старчики собираются на обед, да наверное по смирению своему много и слез проливают. Простите меня за многоглаголание.
От души желаю Вам получить всех-всех благ от Воскресшаго Господа, а главное здоровья и душевнаго спасения. Доброжелательница Ваша гр. пос. Пелагия. Прошу Св. молитв Ваших за старицу, себя и сестер обители нашей.
1915 г. Апреля 2 дня.

Примечания

1 Настоятель Свято-Пантелеимонова монастыря на Афоне в 1909-1940 гг. архимандрит Иакинф (Кузнецов). Однако нельзя исключить возможность того, что речь идет о настоятеле Свято-Ильинского скита архимандрите Максиме (1901 — после мая 1914 г.). Поскольку только Ильинский скит не участвовал в событиях 1912-1913 гг., то понятна причина, по какой его мог выбрать для поселения Константин Андреевич.
2 Пасха в 1915 г. праздновалась 4 апреля по новому стилю.
3 Известен обычай блаженной прясть и раздавать пряжу в благословение как символ и поощрение к молитве.
4 Если блаженная была чем-либо или кем-либо недовольна, то часто колотила таковых своей палкой. «В эти годы многие приезжали в Саров и Дивеево. Приезжал и Распутин со свитой — молодыми фрейлинами. Сам он не решился войти к Прасковье Ивановне и простоял на крыльце, а когда фрейлины вошли, то Прасковья Ивановна бросилась за ними с палкой со словами: “Жеребца вам стоялого”, они только каблучками застучали.
Приезжала и Вырубова. Но тут, боясь, что Прасковья Ивановна опять что-нибудь выкинет, послали узнать, что она делает. Прасковья Ивановна сидела и связывала поясом три палки (у нее было три палки. Одна называлась “тросточка”, другая “буланка”, третья — не помню) со словами:
— Ивановна, Ивановна (так она сама себя называла), а как будешь бить? — Да по рылу, по рылу! Она весь дворец перевернула!
Важную фрейлину не допустили, сказав, что Прасковья Ивановна в дурном настроении» (Воспоминания монахини Серафимы (Булгаковой) // Преподобный Серафим Саровский и Дивеевская обитель. М.: Отчий дом, 2011. С. 396).
5 В воспоминаниях монахини Серафимы (Булгаковой) также сообщается об этом факте: «Перед смертью она все клала земные поклоны перед портретом Государя. Когда она уже была не в силах, то ее опускали и поднимали келейницы.
— Что ты, Мамашенька, так на Государя-то молишься?
— Глупые, он выше всех царей будет.
Было два портрета царских: вдвоем с Государыней и он один. Но она кланялась тому портрету, где он был один. Еще она говорила про Государя:
— Не знай преподобный, не знай мученик?» (Там же. С. 396)
«Незадолго до своей смерти Прасковья Ивановна сняла портрет Государя и поцеловала в ножки со словами:
— Миленький уже при конце» (Там же. С. 397).

Воистину Воскресе!
Глубокопочитаемый батюшка О. Серафим!
Наконец-то и от Вас получила весточку. Спаси Вас Господи за добрыя Ваши пожелания. Взаимно и Вам желаю всего наилучшего, а паче всего душевнаго спасения.
Я Вам посылала письмо, но видно его не получали, не знаю, и это сохранно-ли получите. О дорогой нашей мамашеньки сообщаю Вам вторично, что она, наша дорогая, волею Божиею тихо и безболезненно скончалась 1915 г. Сент. 22 дня. Этот год она ослабела, но особенно с 14 сент. Ее соборовали, несколько раз причащали Св. Тайн и прочитали отходную, после чего она ясно сказала: «слава Богу». Говорила она мало. 14 Сент. сестры все с ней прощались, она раньше никому не позволяла целовать ручки, а если кому и давала это редкость, а тут всем давала, даже приподнимала, а кого за голову, или за волосы потреплет, как-бы учит. С этого дня она только и питалась св. водичкой. Глазками глядела на Св. Иконы и говорила: «Папенька! Батюшка Серафим! возьми меня я уезжаю домой», или «возьми меня», а ручкой как-бы кого к себе манила. Матуш. Игумения 1 почти неотлучно здесь была, т.к. много раз приходилось ее безпокоить, и она несмотря на свои безчисленные дела по Обители все оставляла и приходила. Старица бывало скажет: «Матушка, дорогая сядь, сядь», и до тех пор не успокоится, пока она сядет около ея. Каждое слово старицы нельзя было слушать без слез. Когда мы просили ее помолиться за благодетелей ея, то Она сказала: «помолюсь за всех, за всех». Мы тут заплакали и спросили: Мамашенька, на кого-же ты нас оставляешь? «на Бога» Последния минуты она тихо дышала, и тако ея Праведная душа отошла ко Господу в 2? ч. дня. Тяжело было раставаться с этим духов. сокровищем, но путь этот неизбежен и твердо надеемся, что Она всех своих чад и кто ее помнит не забудет в своих великих молитвах у Престола Божия! Она и Вас незабудет свое чадо у Престола Божия. Отпевание соверш. 25 Сент. Нашим Преосвящ. Иоакимом 2 . (Было торжественно и не вериться, что мамашеньки нет. Она духом всегда с нами.) Духовенством сказано было надгробное слово — и все присутствующия неутешно плакали.

Во время стихир на отпевании: Придите последнее целование все последний раз прощались с дорогой мамашенькой я и за всех ея почитателей простилась с Ней, как и при жизни ея я тоже за всех Вас прощалась.
Старица лежала величественная и покойная, так и не ушел бы от Нея. Тело ея погребено у собора рядом с блаженными Пелагией Ив. и Наташинькой. Стоит на ея могилке Крест, горит лампадочка, служ. панихиды.
В келии ея в продолжении 40 дней читали псалтирь о упокоении Праведной ея души, а теперь и о всех благодетелей. Горят свечи, масло и служат панихиды ежедневно.
На молитвен. память посылаю Вам поясок, которым послед. дни она была опоясана и держала своими ручками, и карточку. Я верю, что Вы молитесь о ней.
Убедительно прошу Вас о получении письма меня уведомить.
Душевно рада за Вас, что вы живете под Покровом Царицы Неб. и уже привыкли. Слава Богу! Да хранит Вас Матерь Божия за молитвы старицы во все дни жизни Вашей.
Прошу Св. молитв Ваших, греш. послуш. Пелагия.
1916 г. Мая 11 дня.
P.S. Новых книг о старице пока еще нет 3 .

Примечания

1 Игумения Александра (Траковская).
2 Иоаким (Левитский), архиепископ Нижегородский и Арзамасский в 1910-1918 гг.
3 Отдельные жизнеописания Паши Саровской помимо содержащегося в «Летописи Серафимо-Дивеевского монастыря» были изданы еще при ее жизни:
Паша Саровская юродивая. М.: Изд-во И.Д. Сытина, 1904.
Юродивая Паша Саровская, старица и подвижница Серафимо-Дивеевского женскаго монастыря.
М., 1904.
Саровская Паша юродивая подвижница. СПб.: Изд-во А.А. и Н.И. Холмушиных, 1906.
Паша, Саровская юродивая. Полное жизнеописание подвижницы. Одесса: Тип. Е.И. Фесенко, 1909. Последнее жизнеописание блаженной пользовалось особенно широкой известностью. В 1912 г. в Одессе было напечатано второе издание. По свидетельству А.С. Волжского (Глинки): «Книгу эту здесь (в Дивееве) продают всюду. Ею благословляет сама Паша — из рук ея дают книжку ухаживающия за П[р]асковьей Ивановной послушницы» (Волжский А.С. В обители преподобного Серафима. М.: Путь, 1914. С. 61).

Краткое жизнеописание

Блаженная Параскева Дивеевская, более известная как Паша Саровская (в миру Ирина Ивановна), родилась в селе Никольском Спасского уезда Тамбовской губернии (ныне Торбеевский район Мордовской Республики). Точная дата ее рождения неизвестна и определяется приблизительно между 1795 и 1807 годами. Согласно свидетельству ее первого биографа священномученика Серафима (Чичагова), автора труда под названием «Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря Нижегородской губ. Ардатовского уезда», блаженная Параскева была дочерью Ивана и Дарьи, крепостных крестьян помещиков Булыгиных. Кроме нее в семье было еще трое сыновей и две дочери.

В 17-летнем возрасте Ирина была выдана замуж за крестьянина Федора, с которым прожила 15 лет, не имея детей. По прошествии этого срока они с мужем были проданы в соседнее татарское село Сургодь помещикам-немцам лютеранского вероисповедания. Новыми хозяевами будущей блаженной стали подлекарь (врач, не имеющий законченного медицинского образования), надворный советник Карл Шмиде и его супруга, урожденная фон Ганевальд. Любопытно, что некоторые подробности биографии супругов Шмиде позволяют более точно определить дату рождения Саровской чудотворицы. «Шмид» (Schmied) по-немецки значит «кузнец», или Кузнецов, что указывает на низкое происхождение, в отличие от дворянской фамилии его супруги. Однако Карл Шмиде и его потомство были в 1832 году внесены в Третью часть дворянской книги Пензенской губернии, а позже и Тамбовской. Это значит, что около 1832 года Карл Шмиде дослужился до чина коллежского асессора, дававшего в то время потомственное дворянство и право владеть крепостными. Место службы Карла Шмиде, по-видимому, находилось в городе Пензе, где он с супругой числился среди прихожан местной Лютеранской Евангелической Церкви (ГАТО. Ф. 161. Оп. 1. Д. 7198. 1845 г. Л. 22). Очевидно, что после получения дворянства в 1832 году Шмиде и купили землю в селе Сургодь, а к ней стали прикупать и крепостных крестьян. Если признать хронологически точными данные чичаговской «Летописи» о ключевых событиях из жизни святой, то выходит, что блаженная Параскева родилась не ранее 1800 года.

Через пять лет муж Ирины умер от чахотки и хозяева взяли ее в кухарки и экономки. Она категорически отказалась вновь выходить замуж и добросовестно занималась господским хозяйством. Но через полтора года произошла кража холстов у помещиков и подозрение пало на Ирину. По просьбе господ полицейские жестоко ее пытали, но она не призналась в краже. Позже благодаря помощи местных жителей полиция обнаружила истинную виновницу и место, где было спрятано украденное.

После происшедшего Ирина убежала в Киев, где ее нашли среди богомольцев. Беглянку вернули по этапу, но через год она вновь покинула прежних хозяев. Ее вновь разыскали и вернули помещикам, но те не захотели ее принять, и она пять лет скиталась в родных местах, пока не переселилась в глухой Саровский лес, где прожила около 30 лет. За годы подвижничества и юродства она приобрела широкую известность как среди монашествующих Саровского и Дивеевского монастырей, так и среди местного населения.

После кончины 30 января 1884 года (по ст. ст.) блаженной Пелагеи Дивеевской Параскева навсегда поселилась в Серафимо-Дивеевском монастыре, где приобрела буквально всероссийскую известность благодаря дару прозорливости.

Во время саровских торжеств 1903 года по канонизации преподобного Серафима Саровского блаженную посетили император с императрицей и члены царской семьи. Согласно дивеевскому преданию, Параскева предсказала им рождение сына-наследника. С этого времени началось почитание старицы царской семьей, так что, по свидетельству ее келейницы Евдокии Барсковой, к блаженной постоянно приезжали великие князья с вопросами от государя.

Блаженная скончалась 22 сентября 1915 года (по ст. ст.) в третьем часу дня. Она была похоронена за алтарем Троицкого собора Серафимо-Дивеевского монастыря в кирпичном склепе, над которым устроили часовню. -Отпевание блаженной совершил епископ Нижегородский Иоаким (Левицкий). В советское время захоронение блаженной подверглось осквернению. При возобновлении монастыря в 1990 году могила была восстановлена и на ней поставлен крест.

Во время торжеств, посвященных 250-летию рождения преподобного Серафима Саровского, 31 июля 2004 года блаженная Параскева была причислена к лику местночтимых святых Нижегородской епархии, а 6 октября того же года Архиерейский Собор Русской Православной Церкви установил ее общецерковное почитание. Святые мощи были обретены 20 сентября 2004 года и почивают ныне в Казанской церкви Серафимо-Дивеевского монастыря. Память ее празднуется 22 сентября / 5 октября, а также в день памяти Собора Дивеевских святых 14 / 27 июня.
Домик-келья, где она жила, в 2004 году передан монастырю, ныне в нем находится музей блаженной Паши и истории Дивеевской обители.

Государь и Государыня как никто знали, что погибнет вся семья во исполнение Пятой Печати. Ца р ица, как любая мать, не могла смириться с гибелью детей, чему косвенно противилась после четвертого по счету предск а зан ия Паши Саровской в 1903 году. Вышивая на платье разбитой в Тобольске цесаревичем куклы цветок из семи лепестков, она пять лепестков изобразила цветущими, а два лежали сорванными у основания цветка. (Эта кукла у меня в часовне).

Узнав из предсказаний, что их именитые родственники за рубежом способствуют их гибели в 1918 году, они велела изготовить два прекрасных медальона в форме щита, на которых были изображены лики Георга V и Вильгельма II вместе с Государем, как напоминание об их родстве. (Медальоны "застряли" в Польше).

Государь тоже попытался изменить начертанное пророками. В 1905 году, после поражения, как и было предсказано Серафимом Саровским, в русско-японской войне, собрал всех архиереев, пользуясь своим правом Главы Церкви, и спросил у них: "А что если я приму ангельский (монашеский) чин и вам патриархом стану? "

Митрополит Сергий пишет: "И мы промолчали". Государь резко повернулся и вышел. Это был момент слабости. И был Государь покорен Воле Божией. Он знал Свое предназначение, знал, что ничего изменить нельзя и прибывал в полном смирении. В Вашей статье написано: "Вопрос о спасении из плена тогда не стоял, ибо нам дано было знать, что государь на это не рискнет" и далее: "Видимо, он тогда считал свою жизнь в безопасности". Какое незнание Государя!

Он всегда считал свою жизнь в безопасности. И когда снаряд из пушки Петропавловской крепости пролетел у него над головой, ранив жандарма Романова, сказав лишь перепуганным свидетелям свершившегося: "Еще не восемнадцатый!". И когда 16 километров в одиночестве шел в полном солдатском новом обмундировании, проверяя его на удобство, и когда брал на фронт своего больного сына, сидел с ним в окопах, ходил под снарядами... "Еще не восемнадцатый", - был его ответ. Все знали это. Великие Князья Его осуждали за это, считая слабым и суеверным. Они же ничегошеньки не знали о многочисленных предсказаниях пророков и не догадывались о безусловной покорности Государя воле Божией. Не надо было спасаться - Временное Правительство предлагало ему, а затем Царице с детьми, выехать к родственникам за рубеж. "Мы будем с нашим народом", - был ответ. А теперь поставьте себя на место Царя... Я бы бежала вперед паровоза: какая там христоподобная жертва! Хочется предложить им материалы нашего сайта, там все разъяснено и даже предугадано.

Да будет Вам известно, уважаемые почитатели Царственных Мучеников, что еще в 1 августа 1903 года святая пророчица Паша Саровская предрекла Царю и Царице страшную участь: быть убитыми вместе с детьми через 15 лет. Так и произошло.

"Далее , - сказала святая (три года назад она была канонизирована РПЦ), - вместе с тобою будут замучены четверо твоих слуг. За каждого убиенного из 11 человек Господь кладет по 10 лет. За Твою Семью - семь человек, вынь да положь - дьявол будет ходить по России. А за каждого из Твоих слуг Господь будет через каждые десять лет перепроверять: а покаялся ли русский народ? И если не покаялся, жаль мне этот русский народ: блевотиной должен изойти, пока не закричит: Монархию нам! И здесь - чем хуже, тем лучше, скорей покается. Но говорю тебе, Царь, к концу этих 110-ти лет будет Царь на Руси из твоей династии". Надо добавить: и сбудутся многочисленные пророчества относительно светлого будущего нашей Родины ("И всяк будет мечтать жить в этой стране").

Ну а теперь посчитаем:

17 июля 1918 года - официальная, пока не опровергнутая даже Вами, дата убиения Царской Семьи . Прибавьте 70 лет (семь умножить на десять), получаем 1988 год. Осенью 88-го Горбачев передает Громыке должность Генсека , готовясь к первым президентским выборам. Ровно 70 лет. О Царе - ни слова, еще страна коммунистическая, но правит страной уже не Генсек. Вспомните тяжелые для всех "перестроечные" два года! До девяностого года в стране голод, карточки. Паника небольшая, но надежда на перестройку есть у людей. Далее пошли щелкать десятилетия, предсказанные Пашей Саровской.

Считайте и вспоминайте: 88 + 10 = 98. Захоронили Семью . Не признаны останки, но Ельцин, видно, знал о пророчестве: боялся: захоронили в Усыпальнице Романовых. Простой народ, мало думающий, согласился с данными экспертизы, да и какая разница для простого народа. Не согласны были и есть монархисты, масоны и им сочувствующие. Не согласно и священноначалие. (Это - особый разговор, не для широкой публикации). О покаянии нет и речи, хотя в 1998 году Патриарх громогласно призвал народ к покаянию (см. материалы форума 8 "Под проклятием").

Что случилось дальше? Дефолт! Вспомните, какими тяжелыми для всех были следующие два года, до 2000-го! Пошло следующее предсказанное десятилетие. (1998 + 10 = 2008!) Вроде подвижки, как и в 98-м, пошли: три даты круглые совпали: 140-летие рождения Царя, десятилетие захоронения и 90-летие убиения . О Царе, как и в 98-м, заговорили. Тем более - Господь дал нам в правители лицом похожего на Царя Президента.

О покаянии - ни слова. Ой, как страшно! Началось с пустячка (для нас, грешных): Грузино-Абхазского конфликта. И понеслось по всему миру - без исключения - осуждение нашей великой Родины. Сколько было пролито в печати и в слюнях гневных речей! Прямо, скажем: разгневали Бога. Они забыли, что мы по определению третий богоизбранный народ. Что ж, получили все. Им - по делом, нам - потому что не покаялись к концу срока, данного нам Господом. Два года, как и в прошлые разы, покувыркаемся еще не кровавый понос, как обещал Серафим Саровский.

Это будет последнее десятилетие: с 2018 по 2028 года. А пока, после фиксированного 2010, еще восемь лет остается на мирную "блевотину". Дальше - Гражданская Война.

МИ ХА ИЛ Н. О БЛАЖЕННОЙ ПАШЕ САРОВСКОЙ:

Блаженная Паша Саровская

(Рассказ Игумена Серафима Путятина, 1920 г.)

Современная великая подвижница-прозорливица, Саровская Прасковья Ивановна, жившая последние годы жизни в Дивееве, а до сего несколько десятков лет в лесу, начавшая свои подвиги ещё при жизни преподобного Серафима, та, которая предсказала Государю и Государыне за год рождение сына, но "не на радость, а на скорбь родится этот царственный птенчик," невинная и святая кровь которого будет вопиять на Небо. Она в последние дни земной жизни в своих условных, но ясных поступках и словах предсказывала надвигающуюся на Россию грозу. Портреты Царя, Царицы и Семьи она ставила в передний угол с иконами и молилась на них наравне с иконами, взывая: "Святые Царственные мученики, молите Бога о нас."

В 1915 году, в августе, я приезжал с фронта в Москву, а затем в Саров и Дивеево, где сам лично в этом убедился. Помню, как я служил Литургию в праздник Успения Божией Матери в Дивееве, а затем прямо из церкви зашёл к старице Прасковье Ивановне, пробыв у неё больше часа, внимательно слушая её грядущие грозные предсказания, хотя выражаемые притчами, но все мы с её келейницей хорошо понимали и расшифровывали неясное. Многое она мне тогда открыла, которое я тогда понимал не так, как нужно было, в совершающихся мировых событиях. Она мне ещё тогда сказала, что войну затеяли наши враги с целью свергнуть Царя и разорвать Россию на части. За кого сражались и на кого надеялись, те нам изменят и будут радоваться нашему горю, но радость их будет ненадолго, ибо и у самих будет то же горе.

Прозорливица при мне несколько раз целовала портреты Царя и семьи, ставила их с иконами, молясь им как святым мученикам. Потом горько заплакала. Эти иносказательные поступки понимались мною тогда, как переживаемые великие скорби Царя и Семьи, связанные с войной, ибо хотя они не были растерзаны гранатой и ранены свинцовой пулей, но их любящие сердца были истерзаны беспримерными скорбями и истекали кровью. Они были действительно бескровные мученики. Как Божия Матерь не была изъязвлена орудиями пытки, но при виде страдания Своего Божественного Сына, по слову праведного Симеона, в сердце ей прошло оружие. Затем старица взяла иконки Умиления Божией Матери, пред которой скончался преподобный Серафим, заочно благословила Государя и Семью, передала их мне и просила переслать. Благословила она иконки Государю, Государыне, Цесаревичу, Великим Княжнам Ольге, Татьяне, Марии и Анастасии, Великой Княгине Елисавете Феодоровне и А. А. Вырубовой.

Просил я благословить иконку Великому Князю Николаю Николаевичу, она благословила, но не Умиления Божией Матери, а преподобного Серафима. Больше никому иконок не благословила, хотя я даже сам просил для некоторых, но мои просьбы не повлияли, так как она действовала самостоятельно. Иконки были тотчас же посланы по принадлежности, где и были получены своевременно. После этого я пробыл в Дивееве ещё несколько дней, по желанию старицы ежедневно ходя к ней, поучаясь от неё высокой духовной мудрости и запечатлевая в сердце своём многое, тогда мне ещё не понятное.

Только теперь мне представляется более ясным, как Богом было открыто этой праведнице всё грядущее грозное испытание уклонившемуся от Истины русскому народу. Непонятно было для меня тогда, почему всем, кроме Великого Князя Николая Николаевича иконки не преподобного Серафима, а Умиления Божией Матери, пред которой скончался преподобный Серафим. В настоящее время для меня это ясно: она знала, что все они кончат жизнь кончиной праведников-мучеников. Целуя портреты Царя и Семьи, прозорливица говорила, что это её родные, милые, с которыми скоро будет вместе жить. И это предсказание исполнилось. Она через месяц скончалась, перейдя в вечность, а ныне вместе с Царственными мучениками живёт в небесном тихом пристанище.